Параллельная Россия - страница 6

стр.

Свод «национальных этнических правил» в СССР сложился на XII съезде РКП(б), проходившем в 1923 году. Это был первый съезд российских коммунистов без участия Ленина, и на нем обсуждались принципы устройства СССР. На этом съезде национальный вопрос затесался сначала лишь на шестом месте в перечне других тем, а в ходе съезда был передвинут и вовсе на предпоследнее восьмое место.

Начало обсуждению по национальному вопросу положило т.н. грузинское дело. В 1923 году уже коммунистическая Грузия жила по собственным правилам, игнорируя «федеральный центр». Партийная верхушка РКП(б) понимала, что ее пример может стать заразительным и другие республики новообразованного СССР захотят жить также. Какие же собственные правила придумали грузинские коммунисты? О них можно узнать из выступления Орджоникидзе на съезде:

«В начале 1922 года начинается движение беженцев из Поволжья. Обезумевшие от голода люди ищут спасения. И чем же ответила на это группа Махарадзе – Мдивани? Закрытием границ. Они дали задачу Наркомвнуделу поставить кордоны. Более того, представитель Совнаркома Ешба выносит следующее постановление: «Все лица, прибывшие в пределы Грузии без соблюдения установленных правил, подлежат аресту и выселению на родину за свой счет в этапном порядке на арестантском положении. Ни один человек не может въехать в Грузию, чтобы не платить за это… Плата за это установлена в размере 50 тысяч рублей (всего же было 7 тарифов для разных групп, максимальный составлял 500 тысяч рублей).

Вот вам декрет «О гражданстве Соц. Советской Республики Грузия»: «Гражданство Грузии теряют: грузинская гражданка, если она выйдет замуж за иностранца».

Два года существует советская власть в Грузии, а в деревнях помещики и князья продолжают брать налог за пользование землей с крестьян. В одном только Горийском уезде осталось более 40 тысяч десятин земли у помещиков и дворян. До какого унижения доходило: у горийского помещика служит секретарь коммунистической ячейки прислугой».

В общем, «федеральный центр» попытался навести порядок в Грузии – пресечь ее автономистские поползновения. Затем съезд перешел собственно к национальному вопросу в СССР. Доклад на этот счет делал Сталин:

«Основная сила, тормозящая дело объединения республик в единый союз, – <…> это великорусский шовинизм, самый заскорузлый национализм, старающийся стереть все нерусское, собрать все нити управления вокруг русского начала и придавить нерусское. Можно сказать смело, что взаимоотношения между пролетариатом бывшей державной России и между трудящимися всех остальных национальностей составляют три четверти национального вопроса».

Тогда же Сталиным и Енукидзе был поднят вопрос об «отдаче царских долгов национальным республикам». «Национальные окраины отстали не по своей вине, а потому что их рассматривали раньше как источники сырья. Некоторые попытки в этом направлении сделаны. Грузия взяла одну фабрику из Москвы. Бухара взяла одну фабрику, а могла взять 4 фабрики. Туркестан берет одну большую фабрику», – заявил Сталин.

То есть речь шла де-факто и де-юре о выплате Россией репараций национальным республикам и о демонтаже русской промышленности.

Остальные лидеры партии – Каменев, Зиновьев, Бухарин и Троцкий – тогда фактически согласились с доводами Сталина. Лишь Зиновьев в оправдание сетовал, что русские коммунисты по объективным причинам не могут полностью контролировать ход нацстроительства: по его словам, из 40 тысяч большевиков, имевшихся на конец 1917 года, к 1923-му в ходе Гражданской войны погибли не менее 50%, еще 20% стали инвалидами. И плавно свел тему к разговору о необходимости наполнения партии «национальными кадрами».

Почему же Сталин обрушился на «русский шовинизм»? За него на этот вопрос на съезде ответил Бухарин: «Только при такой политике, когда мы сами себя искусственно поставим в положение более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы можем купить себе настоящее доверие прежде угнетенных наций».

Но только ли для себя и для «угнетенных наций» старалась тогда верхушка партии? Опасность национальных трений в СССР Зиновьев на съезде объяснил так: «Если у нас в советской России начнутся национальные трения, то это будет таким ударом Коммунистическому интернационалу, от которого он не оправится несколько лет. Это было бы гораздо опаснее, чем даже голод и людоедство, которые мы пережили».