Параноики вопля Мертвого моря - страница 12

Отец мой говаривал: «Никогда не верь правительству которое не может свои официальные таблички написать без ошибок».

Но про отца я вам попозже расскажу, потому что я уже и так опоздал на свою смену. Я въезжаю и в знак благодарности машу рукой сторожу, который открывает мне ворота, но на его лице, как и всегда, отсутствует какое-либо выражение. Я ставлю машину перед нашим блоком и иду на пост сиделки. Там — Оделия. На коленях у неё сумочка, а в глазах — немой укор. Она ничего не говорит, смотрит на часы, вздыхает и, прежде чем отправиться домой к своим голодным иждивенцам, с пулеметной скоростью выдает мне список событий, которые произошли за время её дежурства:

Иммануэль Себастьян: поел, принял лекарства, смотрел телевизор, ведет себя тихо.

Абе Гольдмил: поел, принял лекарства, писал на кухне, ведет себя тихо.

Урия Эйнхорн: поел, принял лекарства, большую часть времени спал.

Амос Ашкенази: поел, принял лекарства, бубнит себе под нос, ведет себя тихо.

Ассада Бенедикт: поела, приняла лекарства, говорит, что она мертвая, ведет себя тихо.

Деста Эзра: ведет себя тихо.

Ибрахим Ибрахим: поел, принял лекарства, из комнаты почти не выходит, ведет себя тихо.

Я сажусь и беру газету но не успеваю даже заглянуть в нее, как звонит телефон. Один длинный звонок, наверное, Кармель.

Умер её муж, что ли?

Кармель вышла замуж, когда ей было девятнадцать для того, чтобы избежать обязательной службы в армии. Она изначально планировала развестись с супругом, как только тот выполнит свой супружеский долг, освобождая её от армии, но когда уже пришла пора официально развестись (ей был двадцать один год, ему — двадцать семь), у него обнаружили рак головного мозга, и Кармель решила повременить с разводом. Это было три года назад. Её друзья и семья, — а особенно его семья — просто боготворят её за то, что она заботится о нем, как ангел-альтруист. Но Кармель говорит, что причина в другом. Молодая вдова рассматривается со значительно более привлекательной позиции, чем молодая разведенная женщина. Да и зачем мучиться с этой бумажной волокитой, когда можно позволить природе самой все завершить?

— Извини, я вчера ночью не смогла заехать. Он всё ещё жив.

— Ну в следующий раз.

— Но мне правда хотелось тебя увидеть. Тебя, только что с работы, покрытого этими шизофреническими бактериями с ног до головы.

— Они и сейчас на мне.

— Хорошо! Тогда я заеду вечером, и на мне везде будут эти раковые бактерии.

— А с чего ты взяла, что меня это заводит?

— Тебе нравятся болезни. Ты от них возбуждаешься.

— Да ну?

— Ну да. Поэтому ты и работаешь в больнице.

— Это всего лишь работа.

— Но ты-то это делаешь не из-за денег.

— А из-за чего?

— Ты там работаешь, потому что близость к болезни возбуждает тебя на самом нижнем уровне плоти. Тебя постоянно окружают больные, и это позволяет тебе удовлетворять желания и потребности твоего тела.

— Но это душевнобольные.

— Да тем более. Трахнуть кого-то в мозг вообще сильнее в сексуальном плане, чем просто трахнуть.

— То есть ты хочешь сказать, что я пользуюсь окружением больных для удовлетворения своих личных желаний?

— Именно этим ты и занимаешься. Ты эксплуатируешь невинных и беспомощных жертв ради собственного удовольствия. Ты — порнограф.

— Слушай, мне работать надо.

— Так мы займемся этим вечером?

— Чем — этим?

— Поиграем в доктора и тяжело больного?

— Я тебе позвоню, когда доберусь до дома.

— И не мойся!

— Ладно, не буду.

Я иду в «телевизионную» комнату. Все смотрят мыльную оперу. Я иду обратно на пост сиделки и просматриваю газету. Сначала я читаю отчет о деятельности Иерусалимского Фронта за велосипедные дорожки, затем — обращение Министра по Туризму, адресованное всем израильтянам, путешествующим за рубежом.

В свете тяжелого туристического кризиса, который мы сейчас переживаем, я был бы очень рад тому, чтобы в этом году вы поехали отдыхать в Негев, на Море Галилейское, в Иерусалим или на Красное Море. Небеса наделили нас прекрасной землей и известным во всем мире гостеприимством — зачем же мы отправляемся в дальнюю дорогу в чужие страны? Почему мы беспокойно блуждаем по планете, без цели исследуем другие страны и ищем успокоения в землях заморских? Возможно, эта национальная тяга к перемене мест поселилась в нас еще тогда, когда Сыны Израилевы веками скитались в поисках Земли Обетованной? Или, может быть, мы стали такими безнадежными странниками из-за того, что две тысячи лет были в изгнании? Или из-за того, что нам просто хочется отдохнуть от службы в армии и в запасе и избавиться от стресса, связанного с обеспечением безопасности.