Паразиты - страница 46

стр.

Обработав рану и наложив несколько швов, фельдшер сказал:

— Твое счастье, что рана касательная, а не прободная. А то бы заживление могло очень затянуться. Нагноение там всякое и тому подобная мерзость. А ты скоро будешь бегать как ни в чем не бывало. Через неделю я зайду и швы сниму. А пока постельный режим…

— Слушай, ты вот что!.. — начал Кирпич проводить с фельдшером «разъяснительную работу», когда тот уходил.

— Понял, понял! — перебил его Билялетдинов. — Ты хочешь сказать, чтобы я не извещал милицию об этом случае… Так и быть, не извещу. Но есть одна заковыка… Деньги нужны позарез! Я сейчас временно не работаю… А у меня семья, дети.

— Сколько? — деловито спросил Кирпич.

— Я думаю, сотни три-четыре… — просительно поглядев на Кирпича, сказал фельдшер.

Кирпич полез в карман и отсчитал пять сотенных купюр в долларах, но передал фельдшеру их не все.

— Пятьсот баксов за услуги и молчание! — произнес Кирпич, давая фельдшеру только двести долларов, а остальные убирая обратно. — Еще триста получишь после снятия швов.

— Вот так бы сразу! А то все эти ненужные разговоры, запугивания… Я нем как рыба! Если раненому… то есть больному, станет хуже, то сразу мне позвоните! Всего наилучшего!

Фельдшер не соврал. К воскресенью Обрез действительно был уже на ногах. И хотя сидеть он еще опасался, ходить и лежать мог более или менее свободно, не испытывая боли.

Кирпич все эти дни в санатории не появлялся, ухаживая за приятелем. Но о разговоре с Гвоздем, происшедшем у него перед самым нападением на лабораторию Браслета, помнил хорошо. Тогда он отказался заплатить Гвоздю за сведения о даче Браслета. Теперь, пожалуй, раскошелился бы. Ведь ему так и не удалось выведать у «химиков», где находится центральный офис Браслета, а на это он очень рассчитывал, когда затевал всю эту акцию.

Мысли о даче, принадлежавшей Браслету, теперь не давали ему покоя. И он, увидев, что Обрез пошел на поправку, сразу же предложил ему совершить автомобильную прогулку на берег реки Сестры.

— Не знаю, смогу ли я сидеть в машине, — замялся Обрез. — Но попробовать можно…

Сидеть ему и не пришлось. Он, как и в прошлый раз, когда только получил свое ранение, улегся на заднем сиденье боком так, чтобы основная тяжесть тела пришлась на непострадавшую левую ягодицу.

К даче Браслета, освещенной яркими огнями, они подъехали, когда на улице уже смеркалось. Оттуда слышались звуки развеселой музыки и песен.

— Гуляют, суки! — злобно произнес Кирпич. — Празднуют свою победу…

В его разгоряченном мозгу тут же возник план немедленной мести Браслету и его помощникам. Ничего не говоря Обрезу, он вылез из машины, открыл багажник и, поковырявшись там с минуту, вытащил пустую бутылку из-под водки, затем достал канистру с запасным бензином, открыл заглушку и наполнил бутылку почти по самое горлышко бензином.

— Вот так! — пробурчал себе под нос Кирпич, затыкая горлышко бутылки ветошью. — Зажигательная бомба имени товарища Молотова… Посмотрим теперь, как эти бесы будут кочевряжиться… Ох и весело будет!

Подобравшись к забору дачи поближе, Кирпич увидел, где стена деревянной пристройки к особняку почти соприкасается с забором. Порадовавшись этому обстоятельству, он чиркнул зажигалкой, вынутой из кармана, и запалил своеобразный фитиль на горлышке бутылки с бензином. Подождав, пока фитиль как следует разгорелся, он, широко размахнувшись, швырнул бутылку на крышу пристройки, где она и разбилась, расплескав сгустки огня по всей толи, которой была покрыта крыша.

— А теперь делаем ноги! — приказал самому себе Кирпич. — Хорошее завершение банкета, господин Браслет! Не так ли?

Когда «Нива» с Кирпичом и Обрезом отъехала достаточно далеко, пожар в пристройке, где размещалась сауна, разгорелся в полную силу, произведя немалый переполох среди гостей Браслета. О подлинной причине пожара сам Браслет так и не догадался, посчитав, что виной всему недотепа Жбан, которому ничего нельзя было поручить и доверить. Ну совсем ничего!

* * *

Гвоздь в течение последних нескольких дней чувствовал себя отвратительно. Может быть, сказывались морозы, неожиданно ударившие в самом начале февраля, и высокое атмосферное давление, которое Гвоздь переносил плохо, а может быть, его выбила из колеи неудача с Кирпичом, когда тот отказался платить за доставленные сведения о даче Браслета. На последнее, кстати говоря, Гвоздь очень рассчитывал, полагая, что «золотой ручеек», втекавший в его собственный карман, постепенно превратится в бурный поток, в «молочные реки и кисельные берега». Но Кирпич оказался куда хитрее, чем думал о нем Гвоздь, и на его наживку не клюнул.