Париж: анатомия великого города - страница 11

С одержимостью и страстью фанатика Вакер рыскал по раскопам в поисках следов скрытого подземного города и только здесь находил покой. Возможно, величайшим его достижением стало обнаружение римской арены на левом берегу Сены, неподалеку от Монжа. О существовании арены парижане знали с XIII века, но Вакер был первым, кто провел сложные работы и создал карты почти полностью сохранившегося архитектурного сооружения римской эпохи. С 1869 года он трудился, словно не замечая великих событий, вершившихся вокруг: франко-прусской войны, Парижской коммуны и бедствий, причиненных ими городу.

Вакер стремился найти и показать миру древнее поселение. Он желал понять, когда и как поселок кельтов превратился в древний город, и догадывался, что поселение было основано на Ситэ и лишь позднее разрослось, в основном на юг, в сторону Пантеона и Люксембургского сада. Интуиция помогла исследователю определить местоположение площади Лютеции: город действительно простирался от улицы де Риволи до перекрестка Гобеленов. Единственное, что Вакеру не удалось узнать, это как, куда и по какой причине мигрировало население Лютеции.

Этим вопросом уже в XX веке озадачился Мишель Флери. Подобно Вакеру, он был одержим до фанатизма. Историк по образованию, одиночка по складу характера (студенты и последователи называли его «Le Grand Fleury» — Великий Флери), он мог часами заниматься любимым делом: прочесть, например, всего Гюго только ради того, чтобы доказать правоту своей точки зрения. Флери был педант и эксцентрик и такой англофоб, что писал не «weekend», a «ouikènde»[20]. Его ближайшие ученики благоговейно шептались между собой о том, что Флери «на короткой ноге с потусторонними силами».

Большинство открытий Флери родилось из догадок и предположений. Стремясь доказать, что в галло-римском городе уживались две культуры, он выискивал следы язычества, рыская по старейшим кварталам Парижа XX века (по улицам Рато, Фельянов, Арбалета и Ломон в Латинском квартале). Доказать слияние двух древних культур — вот к чему всю жизнь стремился Флери. Самое радикальное его предположение заключалось в том, что в период между римским правлением и приходом Капетингов в 987 году город практически не изменился, следовательно, истинные корни города — кельтские. Именно Флери во время своих экскурсий между языческими могилами Валь де Гра, размышляя о том, почему захоронения здесь прекратились внезапно, определил изменения уровня населения и миграцию жителей левого берега Сены тех времен.

Флери был убежден, что жизнь в этих краях сосредоточивалась вокруг гаваней, куда корабли свозили товары; существование галльского поселения зависело от воды и речной торговли. Первый деловой квартал Парижа вырос на заболоченном правом берегу Сены близ Гревской площади (где сегодня стоит ратуша). На левом же берегу, где когда-то проживал Цезарь, строились монастыри, церкви, а позднее появился Университет Парижа.

Итак, деление города на правый и левый берега произошло еще в древности: правобережье стало центром мирской торговли и ремесел, а левый берег — средоточием духовной жизни и философии. Флери открыл своим современникам факт, в котором жители древнего города были убеждены поголовно: река являлась основой жизни Парижа. Сена изменчивыми течениями, приливами и необъяснимыми настроениями превращала Париж почти в портовый приморский город.

Выводы Флери объясняют традицию говорить о столице Франции как о приморском городе. Бальзак писал: «Но Париж — это настоящий океан. Бросайте в него лот, и все же глубины его вам не измерить». Бодлер считал Париж «черным океаном» — глубоким и бездонным. Возможно, самый гротескный и страшный образ нарисовал современник и полная противоположность Вакера — Изидор Дюкас. Он приехал в Париж в 1860-х годах из Монтевидео, взял псевдоним Лотреамон и умер, скорее всего, от пьянства. В длинной поэме Дюкаса «Песни Мальдорора» главный герой, убийца, импотент и поклонник Люцифера, изливает по поводу «древнего океана» потоки негодования.

Автор так и не открыл нам значения метафоры «древний океан»: то ли это глубины Парижа, то ли смерть, вечность или бездонное море алкоголя, сводящее Мальдорора с ума, — нам неизвестно. В любом случае этот образ рисует картину опасных темных вод.