Париж: анатомия великого города - страница 8

Цезарь не считал паризиев врагами и даже выражал свое восхищение ими, что для военачальников Рима тех времен совсем нехарактерно. В большинстве своем римляне считали галлов антиподами римской цивилизации, из чего следовал единственный вывод: их следует подчинить Риму. Хуже того, рассуждали римляне, варвары не соблюдают суровых ценностей Рима: industria, gravitas, Constantia и severitas[18]. Все римляне, писавшие о жизни галлов, включая остроглазого современника Цезаря Диодора Сицилийского, утверждали, что жизнь варваров «проста и полна суеверий и предрассудков… они хвастливы, но если побеждены — легко пугаются». Первые свидетели рисуют галлов, обожающих рядиться в яркие одежды, похваляющихся по поводу и без, склонных к высокопарной болтовне, обожающих секс, обильную еду и регулярно напивающихся до бесчувствия.

Цезарь лично засвидетельствовал, что галлы, подобно другим кельтским племенам, поклоняются сонму богов. С равнодушием колонизатора Юлий приплюсовал галльских богов к римскому пантеону, но галлам по сердцу пришелся лишь покровитель коммерции Меркурий. Будущий император упоминает также об изображениях и статуях, беспорядочно разбросанных вокруг поселений. Эти идолы не были, как у римлян, образами богов, а служили магическими амулетами, созданными с целью концентрировать в себе сверхъестественные силы и направлять их в мир материальный.

Паризии мало чего страшились в мире материальном, готовы были выступить против землетрясений и штормов с мечами и луками в руках. Их сильно волновала эсхатология: они верили, что небо буквально упадет им на головы (вспомним коллективный страх жителей деревни галла Астерикса). Как и все кельтские племена, галлы хранили свою историю в разнообразных устных легендах, передававшихся от друидов к обычным людям.

Римляне принесли с собой собственные мифы и переписали историю города в свою пользу. Самое известное римское историческое изложение утверждало, что Лютецию основал семнадцатый потомок Ноя, пришедший в эти места, чтобы поставить на реке город. Другая легенда гласила, что, желая основать здесь Парадиз, из Малой Азии в эти земли Геркулес привел племя пархассиев. В Средние века по городу бродила молва, что в действительности Париж основан беженцами из Трои: горожане мечтали видеть свой город древнее, чем на самом деле, а заодно избавить его от основателей-язычников, римлян и галлов.

Были легенды, созданные с политическими целями: вплоть до XIX века жил миф о том, что паризии Лютеции были пусть неотесанными, но «свободными союзниками» и «друзьями Рима». Эта версия превращала Лютецию не в колонию, а в город-побратим Рима и предрекла многовековое противостояние Парижа и Рима, убедив мир в том, что город никогда не находился в зависимости от нынешней столицы Италии. В действительности же паризии избранным народом не были, да и особых отношений с Римом не имели. Этот народ всего-навсего был достаточно умен, чтобы понять: отсутствие войн несет процветание. Именно поэтому римляне так быстро и легко завоевали Лютецию.

Кельтское название города жило долго и после завоевания римлянами, и когда оно пропало, нам неизвестно. Однако мы можем проследить медленное угасание самосознания галлов, увлекшихся подражанием римскому образу жизни, языку и манерам (это подражание проявлялось даже в XIX веке в слепом доверии к «империи»). И все это произошло вслед за подменой галльской реальности римскими мифами.

Римское название поселения скорее всего восходит к кельтскому. Известно, что кельты в названиях отмечали характерные признаки местности. Затхлые и грязные берега островов, где, казалось, люди жить не могли, они назвали Лук-тиер (Louk-tier) или Лук-тейг (Louk-teih): местом грязи, болотом или заболоченной низиной. Галлам приписывают имя Лутучези: «стоящая меж вод». Последнее название вплоть до конца XX века охотно использовали историки. Писатель Ги Бретон в захватывающем исследовании тайных обществ современного Парижа «Les Nuits secrètes de Paris» («Тайные ночи Парижа») описывает встречу с группой своеобразных «друидов», отправлявших службы в лесах Медона. Они пели гимны, в текстах которых встречались «мужи из Лутучези» и их «мужская и космическая сила» (парижане мужского пола во все времена хвалились ею, хотя у парижанок на сей счет бытовало собственное мнение).