Парижское таро - страница 30

Мучимый угрызениями совести Эдип странствует по Аттике, странствует без всякой цели, подобно бродяге Дураку (карта двадцать два). В Колонос Эдипу преграждают путь стражницы ада, Эринии (карта пятнадцать). Правда, тем, кто достоин прохлаждаться на Елисейских Полях, эти богини с волосами-змеями оборачиваются благосклонными Евменидами (карта четырнадцать – Ангел). Поскольку Эдип невиновен, его ведут в подземное царство Евмениды. Вытканная Парками судьба свершилась. Вот счастливый Эдип в окружении четырех детей (карта двадцать один – Мир). Бык – это Исмена, чье имя переводится как «сила», она обладает силой быка. Воинственный и победоносный лев – Полиник, то есть «многочисленные победы». Орел – Этокл, ведь эта птица, летающая выше всех прочих, – хранительница ключей от небесного свода, а «Этокл» означает «верный ключ». Антигона – «до рождения» – ангел, безгрешное существо, живущее в каждом из нас, пока мы не появимся на свет.

Истинно говорю вам, – Томас поднял руки в жесте благословения, – разум блуждает также и среди закономерностей. Любой миф – греческий ли, египетский, даже событие повседневной жизни можно представить с помощью таро. Что из этого следует? Ничего. В буквальном смысле ничего, кроме подтверждения собственной эрудиции и легковерности слушателей согласно принципу: имеющий уши да услышит, имеющий ноги да бежит. Так что, Шарлотта, бегом в кровать, – он потянул меня за косу, – у тебя глаза слипаются, уже полтретьего.

– Ладно, ладно. – Я вынула из его пальцев свою косу, которой он принялся сметать со стола пепел. – Еще одна заповедь на завтра: кто первый проснется, идет за хлебом, только честно, Михал, без обмана.

– Хочешь лишить меня утреннего удовольствия – смотреть, как ты разгуливаешь на черных шпильках?

– Послушайте-ка, модель! – Ксавье состроил рожу разъяренного шимпанзе. – Это ты здесь для того, чтобы на тебя смотрели, а не моя жена. – И на полусогнутых, волоча руками по полу, заковылял к стулу. – В логово! – Он взял мою ладонь зубами и потянул в сторону спальни. – Мне бы хотелось кое о чем тебя спросить, Томас, насчет этой ноги Эдипа… может, завтра… – Ксавье почти укусил меня.

– Лучше завтра, все устали. Спокойной ночи. – Томас помахал нам на прощание и в два прыжка опередил Михала, который, словно лунатик, брел в ванную.

Зимой Люксембургский сад открывается в девять. Замерзший красный виноград, деревья без листьев, обрисованные инеем. Фонтаны выключены, дети с голыми ногами в коротких штанишках бегают вокруг скамеек, на которых укутанные в меха матери листают «Вог», «Пари Матч», «Мадам Фигаро». По боковой аллейке проезжает шумная упряжка осликов. За ней вдогонку бросаются ребята со всего сада и собаки – те, что посмелее.

Я открываю письмо Яся. Изменившийся почерк. Фразы клонятся вниз, буквы расползаются. Точки почти сливаются с запятыми. Графолог из меня неважный, но похоже на депрессию, хроническую депрессию.