Парижское таро - страница 43
– Габриэль только что ушла. – Томас паковал чемодан. – Она ждала два часа. – Швейцарец сосредоточенно складывал полотенца. – Ты очень бледная, что случилось?
– Не знаю, каждый месяц такое кровотечение, может, у меня там рана? – И я закрылась в ванной. Отвернула медный кран. Посмотрела в зеркало – зубы чистые. Закрыла воду и побрела в спальню.
Пришел мокрый Михал. Не снимая куртки, не вынимая изо рта влажной сигареты, уселся за стол и принялся рассматривать покрытую разными оттенками серого палитру Ксавье.
– Приглашаю вас завтра утром в Ле Мазе. – Томас закончил увязывать пачки с книгами.
– Завтра я хочу выспаться, а после обеда провожу тебя на вокзал, – сонно сказал Михал.
– Шарлотта, ты ложишься? – удивился Томас. – Не посидишь еще с нами? Я приду пожелать тебе спокойной ночи.
– Спокойной ночи. – Я нырнула в мягкую постель, словно в бассейн с сапфировой, нагретой солнцем водой.
Мы просидели в Ле Мазе час. На прощание Ксавье подарил Томасу специально для него нарисованную карту таро. Серо-синий фон, посередине красная полоска.
– Это твой архетип, – объяснял он. – Симметрия, ты симметричен, находишься посреди всего, что тебя окружает.
– Я симметричен? Относительно чего?
– Себя, нас. Помнишь, ты рассказывал историю о драконе и ангеле, которые друг с другом сражаются, но также друг друга и охраняют? Эта красная черта – рана дракона или огненный меч ангела.
– Этот багряный цвет и в самом деле напоминает мне шрам.
– И правильно, Шарлотта, симметрия зарубцевалась, из нее показалась жизнь – рана и смерть – подсыхающий шрам. – Глаза у Ксавье блестели. Он сунул трясущиеся руки в карманы. – Ты, Томас, уходишь в монастырь. Глядя на эту карту, вспоминай, что ты симметричен по отношению к себе, к Богу, к Его образу, подобию и тени.
Томас вложил карту в блокнот с адресами.
– Жизнь, смерть, преходящая симметрия, – перечислял он. – Знаете, что значит «мазе»?
– Кафе, пассаж от улицы Сент-Андре дез Ар до бульвара Сен-Жермен. Что еще? – вспоминала я.
– По-арабски, по-еврейски слово «мот», «мат» означает «смерть». «Мазе» – значит «мертвый».
– Хочешь сказать, что прощаешься с нами навсегда? – Меня нервировала невозмутимость Томаса, напротив которого сидел донельзя взвинченный Ксавье.
– Вовсе нет, приезжайте ко мне. В монастыре есть гостевые комнаты, я буду вам очень рад.
Ксавье пошел заказать еще пива.
– Ты, святой, начинаешь новую жизнь. Бывшая любовница с мужем должны навещать тебя в монастыре. Неплохая шутка, я бы с удовольствием съездила тебе по морде.
– Я не начинаю, Шарлотта, новую жизнь, я заканчиваю старую. Пощечина стала бы окончательным завершением моего пребывания среди вас. Пощечина – хорошее начало сцены в фильме.
Я поставила свой стакан, расплескав пену.
В Ле Мазе вошел Брайан.
– Мы к вам! – крикнул он, помогая Ксавье нести бутылки. – Один стаканчик – и пойду играть. – Он положил на стул гитару.
– Без пятнадцати двенадцать, я побежала в Бобур. – Я допила пиво. – Сейчас начнут подходить туристы. – Я встала и взяла со стола папку с бумагой.
Томас встал, несколько раз поцеловал меня и на мгновение прижал к себе:
– Спасибо за все.
– Ксавье, я буду дома в восемь, – помахала я им на прощание.
Перед Бобур открыл свою лавочку «Оркестр Банана»: негр в желтой строительной каске, который колотит палкой по развешенным на проволоке бутылкам или раздавленному банану, громко выкрикивая:
– Лучший на свете «Оркестр Банана» – это я!
Вокруг аплодирует толпа зевак, неистовствующая от восторга, когда для разнообразия негр бьет не по бутылке, а себя по каске. Сегодня «Оркестр Банана» надел бумажный колпак, вроде ку-клукс-клановского капюшона, а на плечи накинул белое с желтым полотенце. Рассуждая с достойным видом о любви, братстве, мире во всем мире, он поливал любопытных водой из бутылки.
– Не бегите от меня, эта вода святая! – кричал негр.
Затем настал черед главной части импровизированной службы – сбора денег:
– Несколько франков, доллар для Папы Римского, пожалуйста, – обходил он толпу, позвякивая монетами на подносе.
Я сидела, бесцельно разглядывая «Оркестр Банана». Кто-то потянул меня за косу.