Пароль получен - страница 69

стр.

То и дело подъезжали грузовики, крытые брезентом. Охранники проверяли у шоферов документы и распахивали высокие ворота. Останавливались грузовики у платформы с подъемным краном, стрела которого виднелась поверх забора.

Алексей не мог простить себе, что узнал о строительстве склада так поздно. Если бы расчистка пустыря еще велась, то можно было бы незаметно пронести на его территорию противотанковые мины и зарыть их где-нибудь в центре. Хоть одна, может быть, взорвалась бы, и склад взлетел бы на воздух. Великолепная операция, почти не связанная с каким-либо риском! Теперь же пронести что-нибудь в строго охраняемый склад было невозможно.

Ночами Алексей не мог уснуть, обдумывая всевозможные варианты диверсии.

И вот как-то, опять «прогуливаясь» неподалеку от склада, Алексей увидел санитарную машину с красным крестом на дверце. Она пронеслась мимо, по дороге к воротам. Сквозь ветровое стекло мелькнуло знакомое лицо с нахмуренными мохнатыми бровями. Лещевский!

С тех пор как Алексей вышел из госпиталя, он с хирургом не встречался. Пришлось прибегнуть к помощи Шерстнева. Тот через полицию быстро выяснил, что Лещевский живет почти в центре города, на бывшей Красногвардейской улице.

Боясь не застать Лещевского дома днем, Алексей отправился к нему вечером, после комендантского часа. В кармане у Алексея лежал пропуск негласного сотрудника полиции, добытый Шерстневым.

Лещевский открыл дверь только после того, как Алексей сказал, что он из госпиталя и ему срочно нужен врач.

Адам Григорьевич встретил его в большой комнате, заставленной шкафами с книгами. Потрескивала большая, выложенная изразцами голландская печь, у дверцы валялись мокрые от снега поленья. Лепные карнизы потолка терялись во мраке.

При виде Алексея брови Лещевского полезли вверх, на лоб набежали морщины.

— Попов? — воскликнул он.

В следующую секунду он уже тряс руку Алексея, расспрашивал о раненой ступне, тут же приказал снять валенок и внимательно осмотрел ногу.

— Теперь я вам могу признаться, — сказал он, — я полагал, что в конце концов вам грозит ампутация. Да, собственно, надо было сразу отнять стопу, но стало жалко: здоровый молодой мужчина. Решил рискнуть. Ну, как себя чувствуете?

Этот человек, казавшийся Алексею в госпитале сдержанным и холодноватым, сейчас был искренне рад своему гостю. Лещевский поставил на стол початую бутылку шнапса, рюмки, тарелки, коробку консервов. Свою рюмку хирург выпил залпом.

— Раньше, до войны, я избегал пить крепкие напитки, — сказал он, положив себе в тарелку немного содержимого консервной банки. — Боялся — будут дрожать руки.

— А теперь не боитесь? — спросил Алексей:

— Нет.

Лещевский был возбужден от спиртного или от встречи с Алексеем — неясно. Хирург то вставал и подбрасывал дрова в печь, то снова садился за стол и подливал себе шнапса, то принимался расхаживать по комнате. И курил. Большие, сильные пальцы его то и дело шарили по карманам в поисках спичек. Алексею не верилось, что этот неврастеник и тот волевой, хладнокровный человек, который сутками не отходил от операционного стола, — одно и то же лицо. И невольно приходила мысль: Лещевский частенько прикладывается по вечерам к рюмке. Топит в вине боль души.

А хирург тем временем рассказывал о неудачной операции перед войной, за которую его отдали под суд. Вот почему его не пустили на фронт, как он ни просился.

— А семья? — спросил Алексей. — У вас есть семья?

— Есть. Жена и ребенок. Их я успел отправить к родителям в Куйбышев. А сам, дожидаясь все-таки повестки из военкомата, застрял здесь.

Лещевский присел у печки, достал совком уголек, прикурил погасшую сигарету.

— Помните, как меня вызвали немцы и предложили, вернее, приказали работать в их госпитале? Я знал: у меня только один выход — согласиться. Но все думаю: наши-то с меня спросят, когда вернутся… Врагам служу. Хотя ведь вы мне посоветовали идти в этот госпиталь! Да и нашу больницу не бросил — стараюсь помочь своим.

— Мне-то вы помогли, спасибо вам. Знаю, на какой риск шли. Если б тогда нас поймали с документами того, умершего… вам бы несдобровать…