Паршивка - страница 9

— Четверг!

— Что?

— Не надо говорить «черт», надо говорить «четверг». «Черт» — это невежливо, дурочка моя!

— Господи, Соня, можно я пойду, черт!

— Нет, нет и нет…

Тут в моем сне кроссворд Сони сходит с ума:

— Так… семь букв по горизонтали… А! Попочка… попочка хорошенькой девочки, которую кусают, когда девочка вылезает из ванны, так, моя дурочка? Правда?

— Мне наплевать.

— А мне нет. Так… Я напишу «попочка» и, может быть, выиграю путешествие… Или видеомагнитофон! Ой! У меня же телевизора нет, черт…

— Четверг, Соня, надо говорить «четверг», а не «черт», невежливо говорить «черт», черт!

— Если бы ты съела все мясо, сейчас ты уже с Ортанс играла бы.

Но я не люблю шантаж, поэтому продолжаю во сне не есть мясо и мечтаю о следующей среде, в следующую среду я незаметно прячу мясо под пюре, Соня говорит: «Ты не будешь доедать пюре, дурочка?» — я говорю: «Нет, нет…» — и бегу играть с Ортанс, Соня ничего не замечает, и кошмарный сон заканчивается не так уж плохо.

Госпожа Требла сказала мне, что она думает, что я, Рашель, должна немножко отвлечься от этой темы, Соня кусала меня за попу потому что считала ее хорошенькой, а мясо требует доедать для того, чтобы я выросла умной и здоровой. Когда она произнесла слово «умная», я расстроилась, госпожа Требла спросила, почему у меня стал вдруг такой грустный вид, и я ответила, что, может, это смешно, но слово «умная» напомнило мне об Умке, о моем кролике, которого меня заставили съесть прошлым летом, и тогда госпожа Требла уверила меня, что быть немножко чувствительной не стыдно, я согласилась, и мы продолжили.

Затем я рассказала госпоже Требла, что этой неделе случилась ужасная история, потому что я сказала маме, что Соня — португальская ведьма, а мама ответила:

— Не надо так говорить, дорогая.

— И почему же это, можно узнать?

— Потому что ты тоже немного португалка…

— Как это?

— Ну, в тебе тоже есть португальская кровь.

— А я думала во мне еврейская кровь.

— Одно другому не мешает.

— Нет во мне португальской крови…

— Говорю тебе, что есть.

— А можно узнать, где она, моя португальская кровь, если это не секрет, конечно?

— Ну, в твоих венах, естественно, дорогая..

— Да? Ну посмотрим…

На следующий день на перемене я поговорила с Эжени, у которой уже начались месячные, выросла грудь и волосы в некоторых местах, потому что она оставалась на второй год в подготовительном классе, и еще в начальном, вот я ее и спросила, откуда берется кровь, которая каждый месяц вытекает ей в трусы, уж не из вен ли, и она ответила:

— Конечно, месячные берутся из вен, а ты как думала?

Кстати, месячные — еще не причина воображать себя королевой школы. Я вот совершенно не хочу, чтобы у меня прям сейчас начались месячные, я еще слишком молода…

Короче… тут я поняла, чтобы избавиться от португальской крови, текущей в моих жилах, мне надо дожить до месячных, но потом я вспомнила, что у мамы месячные начались в тринадцать лет, а мне не хватит терпения ждать до тринадцати лет, чтобы избавиться от крови, которая мне не нравится, и в тот же вечер я иголкой вскрыла себе вену на большом пальце и стала молиться, чтобы еврейская кровь во мне осталась, а португальская вытекла.

— И какая же вытекла, Рашель?

— Честно говоря, я думаю, что вытекла еврейская, потому что с тех пор, как Соня залечила мне большой палец, я ее очень полюбила…

Есть же на свете нахальные люди, такие как Ортанс, которые пускаются во все тяжкие даже на исповеди, и все для того, чтобы понравиться кюре из своего прихода:

— Грехи — это непременная составляющая жизни, представь себе, Рашель. Если мне не в чем будет покаяться, отец Неак будет или разочарован, или примет меня за обманщицу, а я не могу позволить себе сердить его перед своим первым причастием, надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать.

Я спросила Ортанс, а как мне исповедаться в грехах, я же не католичка, она ответила, что, если я хочу покаяться, чтобы не попасть в ад, мне надо просто поговорить об этом с госпожой Бла-бла-бла, моим психологом для обездоленных детей. Ортанс высмеивает все на свете, и иногда меня это раздражает. Поэтому сегодня, войдя в кабинет госпожи Требла, я сказала: