Партия, дай порулить - страница 23

стр.

– Ну а все же, это ваши политические конкуренты? Или, может быть, ответ на так называемое закрытие притона на улице Победы? – журналист был горд своей смелостью. Слова «так называемое закрытие» он подчеркнул язвительной интонацией. Мол, знаем мы вас, сами подожгли, а теперь тут из себя корчите!

Похлебкин дернул бровями и опустил взгляд в землю. На губах его мелькнула загадочная полуулыбка. Пару секунд он молчал, а потом поднял на журналиста глаза, и с некоторой запинкой, как бы решившись, сказал:

– Все возможно. Могу сказать лишь одно: мы кому-то мешаем, а значит, мы все делаем правильно. И нас не запугать. На место одного погибшего встанет двое новых бойцов.

– А что, есть жертвы? – оживился журналист.

Похлебкин понял, что погорячился и дал задний ход:

– Да нет, это я фигурально выражаюсь. Просто, мы в дальнейшем усилим работу по борьбе с теми недостатками нашего общества, с которыми не можем смириться.

– А как так получилось, что все остались живы? Случайность? – ернически спросил очкарик. Было понятно, что в случайности он не верил.

В этот момент подъехали «искровцы», и внимание журналиста переключилось на них.

– Я вижу еще представителей партии «Народная власть». Кто вам сообщил о теракте? – ринулся он к Торопову с микрофоном наперевес.

– Мы узнали от одного из наших сотрудников о ЧП в филиале «Возрождение», и не смогли остаться в стороне. Вот, приехали всей командой, – и Сергей Ефимович Торопов указал на подчиненных.

Кира подошла к Вострикову, стоящему в стороне рядом с супругой:

– Здравствуйте, Антон Семенович, Элла Эльдаровна.

– Здравствуй, Кирочка. Видишь, какие дела творятся? – Востриков промокнул лоб носовым платком.

– А что полиция говорит? – Кира была очень расстроена.

– Ну что они скажут, Кирочка? – Востриков кивнул головой на толстого одышливого капитана с апоплексическим лицом. – Он ведь только и мечтает поскорее добраться домой да выпить кружку холодного пива.

«Данный теракт – это работа запрещенной террористической организации, криминальные разборки или политическая расправа»? – вопросы сыпались из журналиста, как горох. Полицейский отдувался и не давал ответов, ссылаясь на тайну следствия.

– Ничего, наша служба безопасности разберется, – уверенно сказал Востриков.

Кораблева сразу ему поверила и успокоилась.

Она очень боялась остаться без крыши над головой, если, не дай бог, взорвут приемную «Искры». При этом Кира стыдилась своих неправильных мыслей. Ведь нельзя же думать о себе в такой трудный для партии час. А она думала.

Подошел возбужденный Похлебкин:

– Ну, ребята, теперь наш рейтинг попрет. Как бы единороссов не обскакать.

– Обгонять нам не нужно, Олег. С первого места и спрос соответствующий. А мы еще молодые, неопытные. Нам поперек батьки в пекло лезть не нужно. И так все хорошо. Иди, Олеженька, иди к журналистам. А мы с Эллой Эльдаровной в полицию. Завтра на всех филиалах установим видеокамеры, усилим охрану.

Востриков проводил Похлебкина тревожным взглядом и повернулся к Кораблевой.

– Не волнуйся, Кирочка, иди работай. Принимай людей. После сегодняшнего события у вас народу прибавится.

Кира отошла, удивляясь цинизму людей, занимающихся политикой. Для них чем хуже, тем лучше. Все для них пиар: и черный и белый, все им на пользу.

Она вернулась к машине, Торопов уже сидел за рулем и ждал женщин из «Искры».

У Кораблевой зазвонил телефон. Номер был незнакомый. Она решила, что до нее пытается дозвониться мама и специально звонит с незнакомого номера, чтобы Кира ответила. Телефон звякнул в последний раз и умолк.

Вчера Кира собрала все свои вещи. Их было не слишком много, но все равно Вениамину пришлось загрузить в машину несколько коробок. Написала маме записку:

«Мама, ты сказала, что выставишь меня за дверь, если я не оправдаю твоих надежд. Я знаю, что у меня никогда это не получится. Поэтому я ухожу сама. Прости».

Вечером раздался звонок от мамы, но Кира не взяла трубку. Она не хотела объясняться с ней, просто боялась. Поэтому смалодушничала. А через некоторое время пришло сообщение: «Тебя в моей жизни больше нет». Кира рыдала всю ночь, а утром приняла сложное для себя решение.