Партнеры по преступлению - страница 11

– Мистер и миссис Беттс, мы – моя жена и дочь – и леди Лора. С нами также ужинал юный Сент-Винсент, а после ужина к нам заглянул ненадолго мистер Ренни.

– Кто такой мистер Ренни?

– Растленный тип, отъявленный социалист. Симпатичный, разумеется, и, главное, наделен редким даром убеждения. Но из тех, скажу вам честно, кому нельзя верить ни на грош. Опасный, можно сказать, тип.

– То есть вы подозреваете именно мистера Ренни, – сухо заключил Томми.

– Верно, мистер Блант; я уверен, принимая во внимание взгляды, которые он исповедует, что этот тип вообще не обременен никакими принципами. Что могло быть легче для него, чем тихонько прикарманить жемчужину в тот момент, когда мы все были поглощены игрой? Было несколько напряженных моментов… удвоение ставки без козырей, а также неприятный спор, когда моя супруга имела несчастье объявлять ренонс при наличии требуемой масти.

– Воистину, – произнес Томми. – А как отнеслась к пропаже миссис Беттс?

– Она хотела, чтобы я позвонил в полицию, – неохотно признался полковник Кингстон-Брюс. – То есть после того как мы все обыскали, в надежде на то, что жемчужина куда-то закатилась.

– Но вы отговорили ее?

– Мне бы очень не хотелось огласки, и жена и дочь меня поддержали. Затем моя жена вспомнила, как за ужином юный Сент-Винсент сказал, что ваше агентство способно решать проблемы за одни сутки.

– Да-да, – с тяжелым сердцем подтвердил Томми.

– Видите, в любом случае вреда не будет. Если мы позвоним в полицию завтра, всегда можно сказать, что мы решили, будто жемчужина просто куда-то закатилась, и мы пытались ее найти. Кстати, этим утром я всем запретил выходить из дома.

– За исключением вашей дочери, конечно, – уточнила Таппенс, впервые подав голос.

– Верно, за исключением моей дочери, – подтвердил полковник. – Она выразила желание съездить к вам и изложить суть дела.

Молодой человек встал.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вы остались довольны, полковник, – сказал он. – Я хотел бы осмотреть гостиную и стол, на котором лежал кулон, а также задать несколько вопросов миссис Беттс. После этого я поговорю со слугами… или точнее, это сделает моя помощница, мисс Робинсон.

При мысли о том, что он должен допрашивать слуг, «мистеру Бланту» стало немного не по себе.

Полковник Кингстон-Брюс распахнул дверь и повел их через вестибюль. При этом из открытой двери комнаты, к которой они шли, донесся обрывок фразы. Голос же принадлежал девушке, которая приходила к ним утром.

– Ты прекрасно знаешь, мама, – сказала она, – что она принесла домой ложку в муфте.

Через минуту их представили миссис Кингстон-Брюс, капризной даме с томными манерами. Ее дочь удостоила гостей лишь коротким кивком. Ее лицо было мрачнее тучи.

Миссис Кингстон-Брюс оказалась особой говорливой.

– …но я знаю, кто взял ее, – закончила она. – Этот ужасный молодой социалист. Он любит русских и немцев и ненавидит англичан… что еще от него можно ожидать?

– Он к ней даже не прикасался, – возразила мисс Кингстон-Брюс. – Я наблюдала за ним… все время. Я бы обязательно заметила, если б он сделал это.

Сказав эти слова, она с вызовом вскинула подбородок.

Томми поспешил перевести разговор на другую тему, попросив разрешения пообщаться с миссис Беттс. Как только хозяйка дома в сопровождении мужа и дочери удалилась на поиски миссис Беттс, он задумчиво присвистнул и негромко произнес:

– Интересно, кто это прятал чайную ложку в муфте?

– Я тоже об этом подумала, – ответила ему Таппенс.

В комнату, сопровождаемая мужем, влетела миссис Беттс – дородная, громкоголосая особа. Глядя на ее подавленного супруга, можно было подумать, что у него несварение желудка.

– Насколько я понимаю, мистер Блант, вы частный сыщик, знаменитый тем, что проводите расследования с огромной скоростью?

– Скорость, – ответил Томми, – мое второе имя, миссис Беттс. Позвольте мне задать вам несколько вопросов.

Затем события развивались в стремительном темпе. Томми показали кулон и стол, на котором он лежал. Мистер Беттс вышел из состояния немоты и назвал цену похищенной жемчужины в долларах.

Увы, Томми не оставляло неприятное чувство, что здесь что-то не так.