Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека - страница 27

И мгла иногда скрывала его брезгливую усмешку; когда она заканчивала, он наслаждался властью над ней и тут же презирал себя. «Тварь продажная! Жиголо!» – ругал он себя. Но он уже не мог без ее финансовых вливаний. Денег не хватало на его почти еженедельные «кадрили».

Мать практически перекрыла источник финансирования; двадцать – тридцать тысяч, которые были у него на карточке, не удовлетворяли его возросшие аппетиты. Катерина же опять дарила ему финансовую свободу. Но тем самым он от нее зависел. И этим она вызывала иногда его тихую ярость. Уезжая от нее, он клялся себе, что больше к ней не вернется, и смотрел при этом на ее окна, как провожающий смотрит на самолет, зная, что там внутри сидит человек, с которым он больше не встретится. Никогда.

Сейчас было не так. Он смотрел на ее окна с теплотой и сожалением. Она не зажигала свет, но он знал, что она там, смотрит на него. И в первый раз ему захотелось почему-то вернуться. Он даже попросил таксиста остановиться.

«Побегу и поцелую ее… Нет! – решил он через секунду, замотав головой, – это будет выглядеть как прощание».

– Поехали! – он повернулся к удивленному бомбиле.

– Поехали, коль не шутишь, – озадаченно покрутил тот ус и включил первую скорость.

Когда он открыл дверь в парадное, то заметил тень, метнувшуюся наверх. Может, особо стеснительные влюбленные, Вика из третьей квартиры и Прохор из пятой, решил он и бодренько побежал по лестничным маршам. Вдруг кто-то сзади набросил ему что-то на голову, и тут же жесточайший удар в район солнечного сплетения лишил его не то что способности связно произносить какие-то слова, а самой возможности дышать. Электрический ток из грудной клетки пронзил его конечности, выгнул тело в дугу. Кто-то быстро обшарил его, вытащил из кармана уже не такой увесистый кирпичик – упакованные в полиэтилен евро… Аккуратно обшарили все карманы, связку ключей не взяли. Сотовый тоже не стали брать, а просто раздавили каблуком. На прощание второй из нападавших размахнулся, целясь, видимо, по почкам, но нога запуталась в тряпке, которая была накинута на голову Ильи, и только скользнула по ребрам несчастного. Но и этого было достаточно. Удар изогнул тело казачьей шашкой в другую сторону. Нападавшие тихо растворились в тишине подъезда, так и не представившись.

Минут десять Илья приходил в себя, сидя на ступеньках; перед глазами летали белые снежинки. Выковыряв из почившего айфона чудом оказавшуюся в живых «симку», он доковылял до дверей и, тихо поохивая, пробрался в свою комнату.

– Илья, это ты?

– Да, мама, я вернулся, – выдавил он из себя. И провалился в небытие.

Вечером следующего дня пришли Владик, Агроном и Пистолет.

– Старик, почему у тебя телефон постоянно в отключке?

– Так надо! – Илья кривился: ужасно болела спина и правый бок.

– На похоронах было человек триста. – Пистолет примостил свой толстый зад на кресло, вертя в руках дорогую зиповскую за жигалку.

– Похоронили на аллее Славы. Полгорода встало в пробке – давненько я такого не видел. – Агроном хмурился и переглядывался с Владом. – За моей тачкой вчера увязались одни, подрезали, на Днепровском догнали – спрашивают, где ты. Почему, мол, на твоей машине разъезжаю. Я говорю: «Братаны, он мою тачку угробил, свою отдал взамен». Те ствол достают: «Если врешь – завалим». Реально, пацаны, мне страшно стало.

– Рожи у них какие? – Илья цедил слова отдельно и не торопясь.

– В смысле… бандитские рожи.

– Русские или…

– Да вроде наши… Номера я вчера Пистолету передал…

– Пробил я эти номера… Из Батайска они, на деда какого-то оформлен «краузер». – Пистолет чуть приподнялся из уютного кресла. – Валить тебе надо, Илюша. Чем быстрее, тем лучше. На время.

– Сам знаю. – Илья проковылял к окну. – Хреново мне, пацаны. Давайте так… Я не хочу, чтобы вам досталось то, что мне принадлежит. Вы как-то дистанцируйтесь от меня… Я вас сам найду.

Разум не знает безысходности.

Марсель Пруст

Каждый звонок, каждый шорох, скрип тормозов на Пушкинской, громкий неожиданный смех – всё заставляло сжиматься его сердце от страха.

Илья время от времени тихонько выглядывал из-за занавески в окно. Угол обзора был небольшой: он видел только противоположную сторону Пушкинской и приткнувшуюся к нему часть переулка Газетного, целый день под завязку набитую машинами. Наконец он обратил внимание на припаркованную тонированную девяносто девятую баклажанного цвета. Уж больно она напоминала машину, которая чуть не сбила его у дома Арсена. Иногда пара пунцовых точек гуляла по салону машины: явно кто-то находился там и курил. Выход из подъ езда просматривался идеально, незамеченным никто бы выйти не смог.