Паруса в океане - страница 57

Другими судами командовали вечно ухмыляющийся Медуза, уступающий в тщеславии и самомнении разве только богу зла; смуглый Сидонец, никогда не бывший в Сидоне; старый, сварливый Скорпион, прославившийся своим нюхом на шторм; веселый и хитроумный Плут, способный обсчитать любого купца, и, наконец, полулегендарная личность по кличке Шартар-Дубина. Этот кормчий обычно замыкал своим кораблем караваны судов: так он был менее безобиден, ибо во главе флотилии он озабывал обо всем не свете, несся вперед, не разбирая мелей и рифов. Непрошибаемый тугодум, он считал себя очень хитрым. Его знаменитый смех, похожий на ослиный рев, знали во многих гаванях, вплоть до Индии. Во всем остальном Шартар — обыкновенный кормчий, умеющий торговать, командовать, махать кулаками и вымогать подарки у экипажа.

У египетских пристаней столпились сотни египетских унирем, боевых галер конвоя, арабских парусников и рыбачьих баркасов. Вся эта армада с открытием навигации устремлялась на юг. Многие отсеивались в портах Западной Аравии, где торговали с сабеями, минеями и безвестными дикарями, приходившими из пустыни к берегу моря со всем своим скотом и скарбом. А часть устремлялась на финикийско-арабскую Сокотру. Самые крупные и оснащенные суда под бдительной охраной военных галер, не задерживаясь подолгу в гостеприимных гаванях Аравии, шли под парусами и на веслах дальше, в Пунт — экзотическую страну древних.

Постепенно пристани заполнила праздничная толпа. Жрецы вскарабкались по сходням и разожгли на кормовых жертвенниках огни, умилостивляющие богов стихии. Куски мяса шипели и брызгали растопленным жиром.

Едкая струя дыма заставила Астарта переменить место. Он подошел к борту. По легким, гнущимся сходням поднимались матросы, Агенор, Меред. Кто-то запоздало протрубил в сигнальный рог, призывая мореходов, купцов и солдат взойти на свои корабли. К флагману подошел Альбатрос в сопровождении помощников, телохранителей, мореходов. В их числе — Ахтой, он приветствовал Астарта поднятием руки. Все люди Альбатроса были в нарядных белых одеждах, Ораз — лиловом пурпуре, таком ярком, что резало глаза. Чернобородые мореходы не спеша, деловито поднимались по сходням.

На пристани толпились финикиянки — молодые и старые. И у каждой в руках по дорогому стеклянному флакону, в которые они будут собирать свои слезы — таков старый ханаанский обычай. И когда мореходы вернутся из дальнего плавания, им прежде всего покажут наполненные слезами флаконы как свидетельство женской любви и верности.

У трапа триремы громко зарыдала женщина в окружении доброй дюжины чумазых детей. Пожилой, крепко сбитый матрос неловко обнимал их всех, потом вспылил, грозно прикрикнул, и женщина замолчала, глотая слезы.

Чей-то малыш взобрался на палубу галеры и громко звал отца.

Повар Фага, увешанный корзинами, горшками, свертками из пальмовых и банановых листьев, смело ступил на раскачивающийся трап, но не удержался и с шумом свалился в воду. Брызги окатили стоявших на краю причала. Несмотря на серьезность момента, грянул дружный хохот.

Фага уцепился за протянутую руку Эреда и перевалил через борт, мокрый, сердитый.

— Почему не отчаливаем?

— Твое брюхо ждали, — ответил ему старшина гребцов Рутуб.

Корабельный повар тотчас исчез: боялся рутубовской зловещей ухмылки.

Меред была грустна. Ее египетские, как у Исиды, искрящиеся таинственной силой глаза по-очереди останавливались на каждом.

— Мекал, мальчик, подойди к борту, попрощайся же с ней, — мягко сказала она.

Юный мореход, робкий и стыдливый, словно юноша из легенды о пареньке с таким же именем, покраснел от смущения, но все же подошел к самому борту. Плачущая черноволосая финикиянка, юная, как и он, через силу улыбнулась ему.

Басовито прозвучал сигнальный рог.

— Вот и все, — тихо сказала Меред.

— Прощай, госпожа, — с чувством произнес бородатый Саркатр и, склонившись, поцеловал край ее шелкового покрывала.

К Меред подходили все и прощались как с давно знакомым дорогими человеком. У Астарта сжалось сердце. "Как он может оставить ее одну среди чуждых ей хананеев?.." Рутуб, Астарим, Абибал, Мекал… — все поцеловали край ее одежды.