Пасифик-Хайтс - страница 13
— Ты серьезно? Что тебе не нравится? Страсти через край?
В вопросе прозвучала нотка самодовольного хвастовства, но Элизе послышалась в нем тень сомнения. Или показалось?
Все еще не собравшись с мыслями, Элиза нашла в себе силы открыто заявить о своих чувствах.
— Ты чересчур забегаешь вперед, — сказала она, досадуя на легкую дрожь в голосе. — Не надо проникать так глубоко.
Элиза видела, что смысл сказанного был правильно понят. Она не играла в метафоры и не имела в виду секс.
Отраженная в стекле фигура мужчины поднялась с дивана и подошла сзади. Даже по отражению видно, как он красив. Когда любовник шагнул в полосу мягкого света, в его шевелюре мелькнули выгоревшие на солнце пряди. Мужчина остановился рядом с Элизой перед стеклянной стеной, в полумраке. Она смотрела на залив, он тоже, Элиза чувствовала, что партнер подстраивается, пытается восстановить психологическую связь, от которой ее теперь бросало в дрожь.
— Скажи, каким я должен быть? Как мне… укротить себя?
Мужчина постепенно обретал привычное равновесие, и, наблюдая этот процесс, Элиза все больше теряла самообладание.
— Нет, я правда не понимаю, — продолжал он, — почему наше… взаимопонимание вызывает у тебя такой… дискомфорт.
Элиза обернулась, мужчина повторил ее движение. Они оба, словно зеркальные отражения друг друга, все еще держали винные бокалы. Рядом с любовником, тенью на массивном стекле, сидел его двойник. Мрак! Элиза, даже не глядя, чувствовала, что тут же находится и ее собственное отражение. Четыре фигуры — и один разум на всех!
Надо было хорошенько обдумать следующую реплику. Чтобы выиграть время, женщина поднесла к губам бокал с вином. Мужчина повторил жест, возможно, не задумываясь, — так зевок одного вызывает зевоту у других. Они синхронно отпили из бокалов. Элиза чуть не вскрикнула.
— Проблема не в том, что между нами общего, — наконец выговорила она, не в силах унять дикий трепет в груди. — А в том, чего ты меня лишаешь.
На лице мужчины отразилось недоумение. Его сконфуженная реакция почему-то вернула Элизе утраченный душевный покой.
— Я? Лишаю?
— Ты можешь угадывать мои мысли.
Он открыл было рот, но промолчал.
— Ты можешь предвосхищать мои желания.
Мужчина слушал.
— Ты можешь договаривать за меня начатые фразы.
Любовник ждал продолжения.
— Но ради Бога, не трогай мои мозги. Оставь мне место, где я могу побыть одна… когда захочу.
Светловолосый мужчина сидел в гостиной дома в Си-Клифф с компьютером на коленях и перечитывал заметки психоаналитика. Взгляд мужчины оторвался от экрана и остановился на огнях моста Золотые Ворота по ту сторону стеклянной стены. Огни постепенно исчезали в мертвенно-серых испарениях залива.
Пятнадцать минут четвертого утра. Он перевел взгляд на экран с одним из любимых пассажей в заметках Веры Лист о первых сеансах с Элизой Керрин. Отрывок был написан больше года назад, но в анализе поведения Элизы по-прежнему играл ключевую роль.
«Ужас. Я не нахожу другого слова для этой истории, ее невозможно слушать без содрогания.
Элиза сидит на диване, истерзанная воспоминаниями, собственными словами и мыслями. Мне больно смотреть ей в глаза, они опухли от слез. Элиза мнет в руках салфетку, катает, сжимает ее до размеров виноградины.
Элизе было девять лет. На полке с разным хламом в будке передвижного парка аттракционов в пыльных окрестностях Барстоу девочка заметила зеленого стеклянного голубя. Птица должна была стать призом победителю в какой-то азартной игре, и ребенок даже не мечтал завладеть чудесной вещицей.
Элиза попросила будочника дать ей подержать голубя. Тот смекнул, что она послужит хорошей рекламой для завлечения простофиль, посадил ее на стойку и вручил игрушку. „Попытайте счастья, выиграйте голубя для юной леди“, — кричал он зевакам.
Стеклянный голубь был прекрасен. Его наполняли пузырьки и завихрения изумрудного света, они очаровывали девочку, переносили ее в неведомые, невообразимые края. К ней вдруг впервые в жизни пришло ощущение душевного покоя. Она не знала, что чувство это зовется надеждой, но не могла представить себе дальнейшую жизнь без этой радости.