Пассажир - страница 9

Незнакомец обратил на него взгляд своих зеленоватых глаз.

– Почему сегодня утром ты отказался от рентгена?

– Не нравится мне это дело.

– Тебе уже делали рентген?

Ответа Фрер не дождался, но решил не настаивать.

– А насчет прошлой ночи, – снова заговорил он, – ничего не удалось вспомнить?

– Ты имеешь в виду, почему я оказался в той хибаре?

– Ну например.

– Не-а.

– А про разводной ключ? И про телефонный справочник?

Мужчина нахмурил брови:

– На них вроде кровь была, да?

– Да, на них была кровь. Откуда она взялась?

Фрер говорил уверенным и властным голосом. Лицо великана напряглось, затем на нем проступила досада.

– Не помню. Ни шиша не помню.

– А как тебя зовут? Как твоя фамилия? Откуда ты родом?

Фрер пожалел, что не сдержался. Зря он обрушил на беднягу такое множество вопросов – словно из пулемета стрелял. Испуг мужчины на глазах перерастал в панику. У него даже губы задрожали.

– Ты согласишься пройти сеанс гипноза? – намного мягче спросил он.

– Что, прямо сейчас?

– Лучше завтра. Когда ты немного отдохнешь.

– А это поможет?

– Трудно сказать заранее. Но внушение позволит нам…

У него на поясе зазвенел сигнал вызова. Бросив взгляд на экранчик, он быстро поднялся:

– Мне пора. Срочный вызов. А ты пока подумай над моим предложением.

Ковбой медленно встал из-за стола – точно, росту в нем было не меньше метра девяноста, – и протянул врачу раскрытую ладонь. Это был вполне дружеский жест, но сквозняк, который он поднял, перемещаясь, не мог не подействовать на Фрера устрашающе.

– А чего там думать-то? Согласен я. Я тебе верю, док. До завтра.

Мужчина заперся в туалете, примыкающем к холлу отделения скорой помощи. Он сидел там уже полчаса и наотрез отказывался выходить. Фрер стоял перед кабинкой. Рядом топтался слесарь с чемоданчиком инструментов в руках. После нескольких оставшихся без ответа призывов и предупреждений Фрер велел слесарю ломать дверь. Мужчина сидел на полу возле унитаза, подобрав колени и обхватив руками голову. Свет в кабинке не горел. В тесном пространстве стояла удушающая вонь.

– Я психиатр, – сказал Фрер, плечом закрывая за собой дверь. – Вам нужна помощь?

– Отвали.

Фрер опустился на одно колено, стараясь не вляпаться в лужу мочи.

– Как вас зовут?

Молчание. Мужчина все так же сжимал руками голову.

– Пойдемте ко мне в кабинет, – предложил Фрер и положил руку мужчине на плечо.

– Сказал же, отвали.

У мужчины явно были проблемы с дикцией. Он сильно шепелявил, словно обильно смачивал каждый произносимый слог слюной. Вздрогнув от прикосновения, он поднял вверх голову. Даже в темноте Фрер рассмотрел, до чего тот уродлив: его лицо, одновременно изможденное и одутловатое, было перекошенным, словно состоящим из отдельных, плохо связанных между собой кусков.

– Вставайте, – приказал он.

Мужчина вытянул вперед шею, и картина прояснилась. На ней буквально не было живого места – сплошные кровоподтеки, бугры и глубокие ссадины. Ужас в чистом виде.

– Доверьтесь мне, – проговорил Фрер, с трудом сдерживая отвращение.

Нет, это не ожоги, думал он. Больше похоже на проказу. Страшная болезнь, постепенно пожирающая человека и превращающая его в монстра. Однако, прищурившись, он понял, что ошибся: шрамы и язвы имели рукотворное происхождение. Судя по всему, мужчина сам собрал кожу на шее в складки, а затем склеил их синтетическим клеем. После чего явился в больницу в надежде на госпитализацию. Синдром Мюнхгаузена, поставил диагноз психиатр и повторил:

– Идемте.

Мужчина наконец-то поднялся. Фрер открыл дверь, с облегчением возвращаясь к свету и относительно чистому воздуху. Они вместе дошли до выхода из туалета. Клоака осталась позади, но кошмар никуда не исчез. Целый час он беседовал со склеенным мужчиной и убедился в правильности первоначального диагноза. Тот был готов на все, лишь бы его положили в больницу и окружили заботой. Пока что Фрер направил его в Пелегрен, чтобы там занялись его лицом и шеей – клей уже начал разрушать ткани.

Половина шестого.

Фрер сдал дежурство в скорой помощи и вернулся к себе в отделение. Он устроился в своем консультационном пункте, где располагались его кабинет и секретариат. Народу не было. Он проглотил сэндвич, медленно приходя в себя после пережитого кошмара. В университете его уверяли: «Ко всему привыкнешь». Но в его случае общее правило не сработало. Он так и не привык. Мало того, чем дальше, тем все обстояло хуже. Его восприимчивость к безумию превратилась в тонкую сверхчувствительную мембрану, постоянно подвергающуюся раздражению, а может, даже инфицированию…