Пастухи на костылях - страница 41

Путник раздраженно оглядел всех. Присутствовали исключительно «свои». Обсудив обстановку они уже, казалось, были убеждены в правоте стоящего перед ними молодого человека. Они даже признали частично свою вину. Но вот частичное признание не устраивало путника. И тот словно добивая слушателей, вещал злым и жестким голосом:

— Ваша безответственность привела к тому, что все наработанное пошло прахом. Кто убеждал нас, что уровень жизни выдержан так, чтобы исключить любой тип мятежей? Кто нам втирал, что озабоченные заработками и одурманенные люди не способны на бунт? Кто из вас с пеной у рта доказывал, что они уже не те, что прежде?! Почему тогда какой-то идиотской и незначительной причины хватило, чтобы полыхнуло? Я вас спрашиваю?

Отвечал за всех «патрон»:

— Простите, но в данном случае мы не видим своей вины. Это могло произойти как угодно и где угодно в провинции. Там уровень жизни еще не перешел «порог»… Там еще такие эксцессы были возможны, о чем мы вам вполне ясно докладывали…

— О какой провинции вы говорите!? — возмущенно изумился путник. — Два часа от Москвы это, по-вашему, провинция? Или вы всерьез приняли утверждение вашего коллеги, что Москва — Метрополия, а все остальное ее колонии? Вы, мне кажется, просто зажрались!

Ему никто не ответил на оскорбление. Ну, а что сделать, если действительно «прощелкали»? Если не смогли вовремя «пнуть» «своего» губернатора. Путник был прав, они расслабились. Расслабились и заелись дармовщиной, когда за очередной законопроект, вносимый в Думу «со стороны» они теперь драли не меньше трехсот тысяч евро. Они стали неповоротливы и даже их «длинные» руки потеряли хватку.

Понимая молчание и принимая его как должное, путник немного смягчился и спросил:

— Что ваш президент собирается делать?

Ему ответила женщина до этого незаметно сидевшая где-то сбоку и сзади у окна:

— Сегодня с утра он публично признал наличие беспорядков и отдал приказ МВД максимально в трехдневный срок погасить волнения. Если через два дня, которые остались, МВД со своей задачей не справится, все будут выведены. Он так и сказал, мы не диктаторы, чтобы свою власть защищать от своего же народа с помощью армии. Мятежники просто будут блокированы до разрешения ситуации. Уже в узком кругу он добавил, если МВД не справится, будут переговоры. Все силовые акции через три дня, что бы не ухудшать ситуацию и не вызвать гражданской войны, будут просто запрещены. Будет введен план изоляции. Но он очень рассчитывает на переговоры.

— С кем? — Удивился путник. — Разве там уже есть с кем переговариваться? Вы мне чего-то недоговариваете?

Раздраженно и несколько презрительно женщина сказала:

— Там обычная толпа. Стадо. И договариваться пошлют тех, кто умеет с толпами работать. Нет повода для волнения…

Это она зря сказала. Помешанный на своих и не только своих страхах, что начинается новый исторический виток, Путник вспылил:

— НИКАКИХ переговоров. Мятежи должны быть подавлены. Свяжитесь, надавите на МВД, надавите на командиров, что сейчас там. Штаб возьмите под свой контроль. Мятеж должен быть подавлен! Как только начнутся переговоры, будет поздно! В этой мутной воде уже сейчас наверняка всплывает то говно, которое вас всех потом вот так за горло возьмет.

Путник выразительно сжал ладонь в кулак и обвел взглядом собравшихся. Нет, он не произвел на них эффекта. Все эти сценические штучки они знали и по собственным выступлениям. Зато когда он заговорил снова, они реально ощутили холод того разума, с которым столкнулись.

— Я смотрю, вы не слишком серьезно относитесь к делу… Чтобы у вас было понимание, наш договор стоит под большим знаком вопроса. Если из этих мятежей родится ЛИДЕР и у него будет команда, за которой пойдут недовольные текущей властью… который сможет объединить всех ваших отщепенцев, наш договор прекратит свое действие, как утративший силу. Россия в наших планах будет снова отброшена на десятки лет назад. И поверьте мне… раз ваша жадность, тупость, недальновидность, привели к краху того, что мы строим, не уверен, что вас и ваших родных пощадят.

Наступившую довольно длительную тишину нарушил «патрон», успокаивая всех собравшихся, он сказал: