Патефон - страница 4

Рей берет их в руки и пролистывает, наслаждаясь весом плотной бумаги в руках. Она сделает это с удовольствием. Например, завтра, в свой выходной.

— Напиши, что думаешь, на последнем листе.

По благодарит Роуз за пакет с выпечкой, который та сует ему на прощание, пока управляющий не вышел в зал, и уходит прочь.

Рей хочет отложить рукопись в сторону, под прилавок, но ее глаза уже зацепились за первое предложение верхнего абзаца на первой странице:

Рей бы так и не заметила, как продолжила читать, но тут Роуз напоминает ей об успевшей образоваться очереди, и она все же прячет рукопись.

Вечером она возвращается домой в приподнятом настроении, испытывая душевный подъем, свойственный приятным переменам в жизни, хотя никаких перемен с ней так и не случилось.

Это по-прежнему она, такая, какая есть, возвращается в свою такую знакомую, такую привычную и такую неизменную, как и весь размеренный уклад жизни на этой улице, мансарду.

Старая мебель, не покидавшая помещение десятилетиями, на месте, все ее маленькие сокровища, составляющие радость ее жизни, — тоже.

Ничего не изменилось. Хотя что-то неуловимое все же успело прокрасться в дом вместе с ней. Рей еще не может вычислить этого тайного гостя, но уже уверена в его присутствии.

И только когда она садится ужинать у кухонного окна, наблюдая, как над серыми крышами, будто вырезанными из бумаги, на фоне рыжей полосы заката сгущаются ранние осенние сумерки, Рей угадывает, что же сегодня не так.

Предвкушение.

Вот что поселилось в ее маленьком скромном жилище. Она ждет позднего вечера, ведь где-то глубоко внутри нее теплится надежда, что она вновь увидит того мужчину, что выходил вчера ночью подышать свежим воздухом.

Время после ужина она проводит в томительном ожидании. Старенький квадратный телевизор барахлит, но все же показывает все пять своих каналов, но Рей не находит, чем занять себя. Она то и дело бросает взгляды в окно на соседний дом.

С чего она, кстати, взяла, что он покажется?

Время идет, но все лоджии высотки привычно закрыты от посторонних глаз. Тонированное стекло не дает никакой возможности подсмотреть за соседями.

Рей выключает телевизор, оставаясь в темноте. Закусывает в сомнении ноготь большого пальца на руке, а потом выставляет патефон на подоконник и заводит пластинку. Не вчерашнюю, другую. Ту песню, что ей самой хочется сегодня пропеть. Сама же она отодвигается от проема и от лунного света, чтобы остаться незамеченной.

Первые аккорды несутся над крышами, выше, к чистому небу и полной луне. Рей прислоняется к внутренней стороне оконного откоса и, затаившись, глядит на дом, сделавшийся для нее вдруг таким значимым. То, что она прежде не замечала, теперь занимает все ее мысли.

Мягкий, с хрипотцой голос успевает допеть припев, когда окна на четвертом этаже открываются, и Рей видит того, кто, очевидно, уже успел сделаться причиной ее беспокойства за прошедший день.

Он облокачивается об оконную раму и смотрит на ее окно, на играющий патефон. Мужчина, как и вчера, вышел без рубашки. С такого расстояния она не может видеть его взгляд отчетливо, но ей кажется, что спустя какое-то время он будто устремляет его внутрь себя и о чем-то крепко задумывается. Как задумываются о смысле жизни, о смерти, о собственной судьбе.

Сама же Рей в этот раз представляет его в роли скрывающегося от закона преступника, опасного, но благородного. Кто же он? Похититель антиквариата? Банковский налетчик? Киллер?

Киллер.

Это объясняет его скрытность и замкнутость. Его нелюдимость и его глубокую задумчивость.

Возможно, им вместе пришлось бы пережить многие опасности. Быть преследуемыми другими преступниками и даже бежать из страны.

Пока в ее голове разыгрываются картины тех невероятных, будоражащих кровь приключений, что ждали бы их, пластинка продолжает крутиться, музыка продолжает литься, мужчина продолжает слушать ее песни.