Патриарх. Огненная чаша (ЛП) - страница 5

«Слишком смелые чтобы прятаться», означало семейное имя на каком то забытом языке. Определенно Фалдинор был по всем признакам человеком резким и сильным, ввязывавшимся в одну драку за другой и никогда не отступавшим. Он был так же хорош, как и его слово, в чем многие с восхищением убедились — некоторые за свой счет. Фалдинор Медведь использовал деньги, поступающие от флота купеческих кораблей, курсирующего по Морю Павших Звезд, чтобы организовывать вооруженные экспедиции к вершинам вокруг Высокой Долины, чтобы копать шахты под самыми челюстями и когтями зверей, которые сделали Штормовые Клыки — все еще опасные сегодня — такими рискованными в ту пору. Эти шахты обеспечили достаточно золота и серебра, чтобы сделать Ускевренов владельцами большей части Селгонта, и позволили Фалдинору построить себе настоящий дворец. Как человек прямолинейный, он назвал его согласно его виду: Черные Башни.

Тамалон родился в этом растянутом, незащищенном особняке среди садов, и наблюдал как Селгонт поглощал его земли поле за полем, рощу за рощей, дачу за дачей, наполняя семейную казну, но иссушая при этом частичку его сердца с каждой новой вырубкой и зданием. Почему его дикость началась, безумие мятежной юности, из которой он вышел, потрясенный и собранный, всего лишь за несколько месяцев до того, как огонь заявил свои права на великолепный новый дом Ускевренов?

Чопорный, осторожный старый Нелембер вошел в хаос сердца и мыслей Тамалона, и заложил основы гордости, с тщательностью каменотеса.

Гордости в семье не без недостатков. Старший сын Фалдинора, Тобеллон, был высок и удивительно красив. По словам Нелембера, «он был больше похож на короля чем сами короли когда-либо». Также он был охотником, бабником и кутилой, промотавшим огромное состояние из семейных сокровищ на охоту на дракона, спорт, в котором цветок рода Ускеврен потерпел (к счастью для него) абсолютную неудачу.

Он охотился на гораздо более кроткую добычу с гораздо большим успехом, оставляя за собой след из разъяренных отцов и шокированных матерей, по всей южной Сембии. Может быть, эта ошибка и ускорила его гибель.

Некто, никогда потом не найденный, нанес удар Тобеллону ночью в лесу во время охоты на оленей, и его молодой сын Алдимар стал главой дома Ускеврен.

Алдимар был неодобрительным, с чопорными губами отцом Тамалона. Его глаза были твердыми и упорными, как два острия меча, и он никогда не разговаривал со своими своенравными сыновьями кроме как тоном холодного, резкого презрения.

Нелембер видел как напряжено лицо Тамалона, когда они говорили о его отце, и пока он нес чашу из его запертого кабинета в конец комнаты.

— Подумай об отце и прикоснись к чаше, — приказал старик.

Его никогда прежде не подпускали к семейной реликвии, которую слуги называли «Огненная Чаша». Больше из любопытства, чем по каким-либо еще причинам, Тамалон прикоснулся к ней.

— Дядя, — пробормотал молодой человек, моргая, — ты вообще можешь считать деньги?

Похожий на огромного медведя человек рыгнул, неопределенно махнул волосатой рукой с грубыми пальцами и прогремел в ответ:

— Пригоршнями… а что?

— Дядя Роэль, — в раздражении сказал Алдимар, — этот сундук был полон десять дней назад! До краев был наполнен деньгами на домашнее хозяйство и плату слугам за год. Где эти деньги теперь?

Роэль снова оглушительно рыгнул.

— Ушли, — грустно признал он.

— Ушли куда?

Медведеподобный мужчина поднял бокал, который никогда не был далеко от его руки, показал внутрь его, затем повернул его в сторону Алдимара. Ничего не вытекло. Бокал был пуст.

Тамалон снова оказался в высокой галерее, молодой и покрытый холодным потом, смотрящий на чашу на столе перед ним, вместо пустой глубины бокала в нетвердой руке Роэля.

Нелембер молча протянул ему кружку с чем-то теплым — бульоном из фазана — и сказал сухо:

— У богатых отцов всегда такой легкий выбор, не так ли?

Тамалон пристально посмотрел на своего учителя, затем снова взглянул на чашу. После долгого молчания он пробормотал:

— Просто скажи мне; я услышу и пойму. Я не прикоснусь к ней снова.

Старый наставник неприятно улыбнулся и сказал: