Патриот - страница 14

   Танька от радости обомлела, палас выбрала, отрезала да еще и попросила уголки закруглить. Мусаиб плечами пожал, но закруглил. Шьют, сами шутки шутят. Ну тут училка совсем обнаглела, говорит: мне машина нужна до дома, сама не дотащу. Честно -- не надеялась, просто так спросила. И конечно, если б отказали, дотащила бы за милую душу. Что ответил бы любой русский продавец?! Но ребята по-своему покалякали и сказали:

   - За 200 рублей вас устроит?

   Доехала Татьяна Павловна в "Лексусе" с кондиционером, рулон на заднем сиденье. А ведь тот парень на рынке, прикованный к своему мобильнику, наверное, думает, что не сезон, что его товар сейчас никому не нужен, что в субботу все на дачах или что их старик Хоттабыч сманил, или что бум по обустройству и ремонту прошел -- да тысячу мыслей обдумывает, кроме одной -- что он сам виноват. Ведь он дивно прекрасен, как киношный Садко, но если б Тане не повезло с этими кавказцами, она бы скорее всю зарплату Хоттабычу отдала, чем к нему, лодырю, вернулась.

   Федя, конечно, доказывал, что этот случай -- исключение, но был еще один эпизод, когда Татьяне надо было купить шелковые кисти для штор. Недалеко от школы, где она учила маленьких бестолочей шить фартуки и рубашки, магазин по рукоделию держит армянская семья. Все они там работают, от бабушки до внучки, даже собачка с ними в магазине обитает. Там всегда шумно, и человеку психологически трудно туда ходить -- чувствуешь себя лишним, как на чужом сугубо семейном обеде. И вот эти несчастные кисточки Таня решила купить рядом с домом -- там-то тихо, даже уныло, и все русские. Приходит, выбирает, девочка за прилавком вяло наблюдает и жует свой "Орбит без сахара". О том, что жевательная резинка делает узколобую девушку еще более узколобой, даже не подозревает. Татьяна говорит, что ей нужно, а эта полуварёная курица разводит руками:

   - Я не знаю, какая цена, ценник потерялся.

   - И что, мне пойти домой, или вы все-таки попробуете узнать цену? -- она имела в виду посмотреть книги, позвать менеджера, в конце концов, посмотреть цену на такой же товар другого цвета. Ответ был гениальный:

   - Но я же не знаю цену!

   На этот раз праздник устроила жена. И тортик, и кагорчик, и ананас с листьями -- сроду не ели, думали, что иначе чем в компоте ананасов не бывает. И вот под тортик да под кагорчик включили DVD "Свинарка и пастух".

   - Так что и за кистями пришлось идти к армянам, как и с паласом, -- рассказывала Татьяна под наизусть знакомый фильм. -- Ну, а если, допустим такую ересь, я националистка, что мне делать? Если бы я принципиально не желала нести деньги инородцам? Ты считаешь, что все неудачи русского так или иначе происходят по вине еврея. Вот в этой истории нет ни одного еврея!!! Только девочка-размазня и распрекрасный Садко, который хочет только на гуслях играть и евреев громить. И я больше скажу, в отдаленных населенных пунктах, где нет евреев и никогда не было, всегда находился колдун, или ведьма, или просто тётка с дурным глазом, из-за которой дети болели, у коров молоко пропадало, посевы гибли и все прочие несчастья случались. Потому что жить в России тяжело, и обидно, когда никто не виноват. И в тысячу раз обиднее, когда виноват ты сам. Сознаться самому себе, что некого винить -- пожалуй, самое трудное. А если пошел, соседа погромил, то это как терапия -- стресс снимает.

   - Таня! Ты договоришься до того, что и Ходорковский -- жертва, и Березовский, и Абрамович, и мы к ним несправедливы! Ты послушай хоть раз "Эхо Москвы" и сразу станешь антисемиткой!

   - Природа любого политика фекальна. Наверху может быть только то, что не тонет. Ты видишь только тех, кто наверху -- и из евреев, и из наших. Что тебе Семен, лаборант твой сделал? Или он тоже в сионистском заговоре замешан? А вон Прохоров весь насквозь русский, а какая фекалия! У моей коллеги папаша восемь детей народил, никогда нигде не работая, все на государство полагался. Она как пошла работать в шестнадцать лет, так и не разгибается. У другой отца уволили с работы в начале 90-х, и он уже 17 лет сидит дома. Дворниками таджики работают, а наши не идут, наши дома сидят, из жен и дочерей, суфражисток проклятых, кровь пьют.