Патрис Лумумба - страница 32

Когда он служил в городе Кинду, то был свидетелем такого случая. В районе Маньема, куда лишь начинали проникать европейцы, рубили лес, прокладывали дорогу на Букаву. Как-то повздорили два лесоруба, ссора закончилась убийством. Их было двое в глухом лесу. Убийца направился к европейскому предпринимателю. Африканец сказал ему:

— Накажите меня. Я убил человека...

— А где он?

— Я похоронил его в лесу. Я хочу отыскать его семью и взять ее на свое содержание.

— Но тебя посадят в тюрьму. Ты бы прежде подумал о своей семье.

— Мои родственники прокормят обе семьи...

У европейца не было времени, чтобы заниматься африканцем. Он набросил на шею преступника веревку и приказал ему идти в Кинду, в полицейский участок. Африканец шел два дня без пищи. Полицейского комиссара он просил об одном — чтобы скорее посадили. Камера предварительного заключения, куда он был водворен, ему не нравилась, и он требовал настоящего наказания в настоящей тюрьме.

Когда речь заходила о необходимости изгнания из страны всех белых, Патрис не соглашался и с этим. Вполне понятно, что какой-то африканец питает недобрые чувства по отношению к европейскому поселенцу. Но почему же все африканцы должны пылать ненавистью или любовью ко всем европейцам? Право на уважительное отношение завоевывается нелегко. Если ты презираешь отдельного африканца, который заслужил презрение, то в этом еще нет повода для обвинения в расизме. С какой стати европеец будет рассыпаться в комплиментах перед африканцем, если его сторонятся даже соотечественники? Нельзя пресмыкаться из-за одного цвета кожи. Притягательной силой служат характер, душевные и умственные качества, а не внешние признаки человека, не его пост или чин, не национальность.

В Бельгийском Конго европейские поселенцы жили очень рассредоточенно. Одинокий особнячок плантатора, затерявшийся в глуши, где обитает семья из пяти-шести человек, провинциальное одиночество, полнейшая изолированность от внешнего мира. Вокруг ни души, а хозяин командует сотней-другой африканцев. У него нет никакой охраны. Ведь эти сотни рабочих разбредаются на ночь по домам — за пять и более километров от места работы. С восходом солнца каждый на своем участке. Все держится на доверии, на понимании чувства долга. Закон сердца и природы. Последний дает о себе знать в сезон ливней: африканец вправе не выходить на работу, и никто не спросит с него ответа за прогул. Ливень объясняет все: недаром ребятишки кричат хором под ливневый плач: «Сиди дома, сиди дома!»

А когда устанавливается сухой сезон, плантатор отправляет скучающую дочку погостить к знакомым. Африканцы сооружают типон-паланкин с перекладинами из бамбука и хомутками из лиан. Девчонка садится, грузит подарки, еду, бутылки и термосы с водой. Берет в руки книгу и читает в дороге. Двое или четверо африканцев шествуют, обливаясь потом, безропотно исполняя малейшие пожелания юной путешественницы. Они галантны и предупредительны. Зная их качества, плантатор не раздумывая отправляет любимое дитя в сафари.

На охоте африканец — образец самоотверженности. Он несет ружье, принадлежащее белому. На спине увесистый рюкзак. Идет впереди. И нередко случалось, что первый удар зверя он принимает на себя, спасая европейского охотника от увечья или даже от неминуемой гибели. Если белый охотник получил ранение, то он несет его на себе десятки километров.

А няни? Преданность их непередаваема. Европейская мама лишилась молока. Приглашают африканку. Она души не чает в белом ребенке, не расстается с ним и выхаживает его. Молоко черной женщины — белое, кровь африканца — красная...

Черное и белое, европейское и африканское давным-давно слилось в единый человеческий поток. Лумумба, наверное, десятки раз останавливался перед памятником скульптора Жака Марэна и архитектора Ван Монтфорта. Это в Леопольдвиле. Написано: «Белым и черным, погибшим в кампаниях 1914—1918 гг., в 1940—1945 гг.». Где? В Эфиопии, на Мадагаскаре, в Нигерии, в Бирме, Родезии, Уганде, на Среднем Востоке, в Восточной Африке... Изображены солдаты, согбенные, припавшие к земле, стоящие в рост, на коленях. Чугунные плиты скрасили различие в цвете кожи: металл — материал солдатского подвига, и ему чужд расизм! Памятник сделан хорошо и — честными людьми.