Пчелиный пастырь - страница 12

— Это все, что есть. Вишни из Сере. Последние.

Двое за соседним столиком вытягивают головы, наклоняясь над столом, и тихо разговаривают. Марина подает кофе, не побеспокоив их. Кончиком ножа Эме подбирает крошки. Он все еще пребывает в нерешительности. Ждать до понедельника? Идти в Управление по делам военнопленных к этому кузену Ориолю? Обосноваться бы где-нибудь в Коллиуре или в Баньюльсе. Рисовать. «Здесь вы поправитесь, господин лейтенант». Это означает, что другой путь отрезан. Он сам больше ничего не решает. Ему остается только плыть по течению. «Политика дохлой ей… собаки, которую сносит течением», — шепчет Таккини, изучая «Действие» Блонделя. Ну, а если бы путь не был отрезан? Силы возвращаются к нему. Пища как-то опьяняет. Нет. Это невозможно. Оставаться вот так — одному? Хотя бы даже и с полным желудком? Надо убираться отсюда, надо убираться… Неважно куда! Неважно как! Разве он не принял решения? В Париже. До установления контакта с Симоном. Что же дальше? Надо продолжать. Без Симона.

А вот и опять Пират. Подходящее имечко для такого громилы! Хозяин несет бутылку коньяку. Испанского. Он садится напротив молодого офицера и показывает ему бутылку.

— Подлейте в чашку, пожалуйста. Как северяне.

— А я и есть северянин. Знаете, как это называется?

— Отличный бистуй[14], — сказал Пират.

— Да, крепкий.

Эме вытаскивает свои сигареты-приманку. Быстрый взгляд Торрея, тяжелый и оценивающий.

— Так. Вы, стало быть, в пиковом положении.

— Да.

— Симон?

— Именно.

— Беглый?

— Репатриант.

Хозяин хмурится.

— Я ранен.

— А-а! Куда?

— В левое плечо.

— Где?

— Под Ретелем.

— Когда?

— Одиннадцатого июня, в сороковом.

— Какой полк?

— Сто двадцать седьмой стрелковый. Если вас это забавляет, я не в обиде.

— Э, я стреляный воробей. Потому-то меня и зовут Пиратом.

— Могу еще сказать вам: две благодарности в приказе. Регулярная часть, действующая в тылу противника, в районе линии Мажино.

— Где?

— Трамборн, сектор Булэ-сюр-Мозель.

Эме не по себе. Голова у него кружится. Пират — мягче:

— Что, неважнец дела? Подождите меня.

Хозяин уходит. Пластинка. Поет Джанго Рэнарт. И здесь он! Что ж, во всяком случае, в Перпиньяне слушать Джанго куда приятнее, чем в Померании! Он снова видит перед собой зондерфюрера, который заставлял их слушать записи свинга, привезенные из Парижа отпускниками, — того самого зондерфюрера, который включил его в список раненых репатриантов.

— Я уже отвык пить. Но каждый раз попадаюсь на приманку.

Торрей снова налил коньяку. В кафе такая жара, что от спиртного жарче уже не станет.

— Что вы собираетесь делать?

— У меня нет выбора. В понедельник пойду в Управление. А там посмотрим — может, удастся обосноваться на Алом Берегу.

Торрей щелкает языком.

— Вдоль границы — запретная зона. Вам нужно разрешение на въезд от префектуры, подписанное немцами. Бумажки из Парижа тут ничего не стоят.

Каталонцы уходят. Один из них хлопает хозяина по плечу.

— Карлос, пока!

Торрей продолжает:

— Насчет документов можете быть спокойны! Это-то они умеют. А вот на остальном вы из-за них засыплетесь. И выхода не найдете, в одиночку-то.

Эме Лонги вспоминает о привокзальном велотакси.

— Сегодня утром какой-то тип привез меня в «Грот». Он сказал, чтобы я пришел к нему, если у меня будут неприятности. Это рядом с Кастилье. Кафе «Козел». Я должен буду спросить «сентонжца».

— Сволочь! — говорит Торрей. — У этих подонков глаз наметанный! Поневоле встает вопрос — не служит ли велотакси этой гадине только для маскировки! Не поддавайтесь! Нет-нет, бошам они вас не выдадут. Только вытянут из вас всю монету, да и поминай как звали, а сперва будут перебрасывать вас от одного к другому, к третьему, а потом вас сцапает патруль, и окажетесь вы в Фонтен дю Булу!

— Фонтен дю Булу? Это что — здание водолечебницы?

— Вот, вот, самый верный способ хорошенько попариться, старина!

— До войны в Булу были клетки с орлами, царственными орлами Пиренеев.

— Они и сейчас там. Ну ладно.

Торрей встает.

— Сидите, сидите. Марина, дай этому господину еще кофе. А может, коньяку? Не хотите? А я вот привык.

Он наливает себе полную рюмку, выпивает, щелкает языком.