Печальная история братьев Гроссбарт - страница 41

– Первые пометы нам здорово помогли, но худые времена куда чаще сменяются худшими, чем лучшими. После первых нескольких родов я перестала приносить их регулярно, так что вообще чудо, что мы кое-как выживали, пока он не пришел. Да, он научил меня, печь хлеб куда быстрее, хоть и труднее. К тому же они растут и поправляются куда быстрее. Вкус, конечно, на любителя, и я не хочу ни в чем обвинять Магнуса, но… это ведь чистый инстинкт, наверное. Женщины хотят деток, вот и все. Вырастить, конечно, а не… Так что, если бы Магнус сумел вас загнать, мы бы хорошо ели всю зиму. Зато теперь я смогу получить то, чего он мне не давал, пусть и не по своей вине.

– Уф.

Язык отказывался шевелиться во рту у Гегеля, но Манфрида эта беда не коснулась. Его подводило все остальное тело. Осыпая проклятьями детоедную блудодейную дьяволопоклонницу и ведьму, он сполз по боку брата, но даже с пола продолжал свою диатрибу.

Гегель пялился на раздувшийся живот Николетты, который и вполовину таким огромным не был, когда она начала свой рассказ вчера вечером. «Это от зверя, – подумал он, – с колдовством или без, но она понесла наверняка от зверя. Смилуйся, Дева Мария».

– Быстро растут, силу набирают, – ведьма подмигнула Гегелю, от чего у того подкосились колени.

Гроссбарт оперся о стену, а его брат наконец выдохся, и поток проклятий иссяк.

– Отмщенье свершат не мои руки, но те, что сейчас растут. Вы все потеряете, Гроссбарты, и будете знать, что я приложила руку ко всякому несчастью, которое вас постигнет. Всякого пса, который вас укусит, всякого убийцу, который вас ранит, всякого мужчину и всякую женщину, которые обратятся против вас, я увижу в морозных рисунках, и в полете птиц, и во снах. Мои глаза увидят, как почернеют ваши души, ослабнут тела, и я охотно окажу любую возможную помощь вашим врагам. Я могла бы убить вас, когда вы только пришли к моему дому, но сдержалась и рада этому. Ибо ваша погибель войдет в легенды.

Услышав эти слова, братья Гроссбарт сразу опознали в них проклятье. Не сводя с ведьмы глаз, Гегель помог брату встать на ноги. Манфрид больше не давил на брата, но ухватил крупное полено, лежавшее у потухшего очага. Праведный гнев придал ему сил, и, толкнув в бок Гегеля, он занес свое оружие.

– Выбора ты нам не оставила, – рявкнул Манфрид. – Я много кого прикончил, но тебя убью с особой радостью.

Он шагнул к Николетте, однако Гегель удержал его.

– Нет, брат, она опасна, – сказал Гегель.

– Да что может ведьма, кроме как проклясть человека? Она нас уже прокляла, и думаю, кажется, я знаю, как это проклятье снять.

Манфрид сбросил руку брата со своего плеча, а Николетта откинулась на спинку кресла и что-то пробормотала.

Манфрид взмахнул поленом, но мешок зубов подпрыгнул с пола, как живой, и врезался Гроссбарту в челюсть. Удар сбил его с ног, так что Манфрид растянулся на земле рядом с креслом. Подняв глаза, он осознал, что светлые пятнышки, которые он сперва принял за огоньки, предшествующие обмороку, – сотни мелких зубов, которые вертятся в воздухе. Один-единственный крошечный зубик оторвался от основного вихря и врезался, глубоко вошел в земляной пол рядом с лицом Манфрида. Он прикрыл глаза руками и принялся громко молиться; молился до тех пор, пока не услышал, как зубы со стуком осыпались на пол. У Гегеля закружилась голова, он словно примерз к месту, а как только зубы упали, его стошнило на холодные угли в очаге.

– Теперь проваливайте из моего дома, пока я с вас шкуру не спустила и наизнанку не вывернула! – приказала ведьма, вновь удобно располагаясь в кресле.

– Храни нас Дева Мария, – прошептал Гегель, вставляя меч в ножны.

Манфрид осторожно взглянул поверх локтя. Он по-прежнему полагал, что пришел их конец. Гегель помог ему встать, и братья принялись вслепую шарить по полу, пытаясь собрать свое снаряжение, не отрывая при этом глаз от Николетты.

Манфрид смахнул рассыпанные зубы со своего мешка и забросил его на плечи. Все тело болело, топор и булава показались куда тяжелее, чем прежде. Поскольку сам он не знал, что произошло с того момента, как он уснул несколько дней назад, пришлось положиться на то, что брат знает, что делает.