Печатник. Печать Тьмы - страница 2

Но люди не оставили ему выбора. Один, выделявшийся сверкающей лысиной, поднялся с земли и шагнул навстречу.

– Нужно с ним что-то делать, а то ведь выдаст, – произнес он.

– Смотри, Бритва, чтобы эта шавка тебя в бараний рог не скрутила, – хихикнул болезненно худощавый человек, лежавший рядом, но тут же осекся, пораженный увиденным.

Лысый подошел к замешкавшемуся псу.

Зверь прижал уши к голове и попятился назад, жалобно поскуливая.

Огромная ладонь, украшенная татуировками и шрамами, потянулась к собаке.

Ошейник заискрился голубоватым светом.

Короткая молния сорвалась с ошейника и устремилась к протянутой руке.

Человек вскрикнул, и рухнул на землю.

Люди замерли, онемев и не сводя глаз со своего товарища, с воем катающегося по земле.

Пес же не мешкал –подскочил к одной из раскрытых сумок вытащил из нее половинку жареной курицы и рванул прочь, стараясь как можно быстрее покинуть негостеприимных двуногих. Источающая пряный аромат добыча и грозные окрики удвоили его силы, и вскоре преследователи остались далеко позади. Отбежав на безопасное расстояние, четвероногий воришка сбавил ход и оглянулся. От изумления зубы его разжались, и курица упала в дорожную пыль: поляна была пуста! Ни людей, ни сумок – все исчезло без следа, словно наваждение.

Осторожно потрогав лапой свою добычу, пес жадно впился в нее зубами, стараясь поскорее набить желудок. Вдруг и она тоже исчезнет, как те люди? Насытившись, повеселевший бродяга снова отправился в путь. Он знал, что рано или поздно ему встретится какое-нибудь поселение – все дороги начинаются и заканчиваются там, где есть хотя бы одна человеческая конура. Эту простую истину бывший придворный стравник, а ныне бездомный старый кобель усвоил уже в первый год своих скитаний…

«Внезапность, решительность, стремительность и напор!

Вот те качества, что помогут тебе избежать цепких лап

стражи и сохранить свободу, а может и саму жизнь…»

записано со слов Крута Быстроногого, главы

воровской Гильдии города Кияжа с 2422 по 2422 г.в.р.

Вся ватага Хорта столпилась вокруг лежащего на земле головореза. Тот уже перестал кататься по земле и лишь вздрагивал, скорчившись, словно младенец в утробе матери.

– Глянь-ка, и впрямь в бараний рог скрутило! – выдохнул разбойник с ярко-рыжей шевелюрой и с опаской посмотрел на своего тощего соседа. Того самого, который про рог и пошутил.

– Эй, Бритва, ты как? – Хорт, главарь шайки, подошел к лежащему и ткнул его ногою в бок. – Живой?

– Вроде да, – простонал тот и попытался встать, – Какого мреля со мною случилось?

– А ты что, ничего не помнишь?

– Э… Ну, я лежал… Ты лежал… Все лежали! А потом каким-то мрелем сюда собаку занесло. Я встал, чтобы пугануть ее… А потом меня… Молнией шибануло?

Лысый выпрямился во весь свой немалый рост и уставился на сгорбленного старика, опирающегося на кривую палку – колдуна по прозвищу Белый Клык. Этого мерзкого и сварливого деда в шайке никто не любил, но именно благодаря его колдовству Хорт со своими ребятами уже третий год хозяйничали на дороге, оставаясь безнаказанными.

– Эй, мрель горбатый, твоих рук дело?

– Больно нужно, стану я еще ману тратить на всякое отребье, – оскалился колдун, продемонстрировав на удивление здоровые белые зубы, которым позавидовал бы и придворный вельможа, днями просиживающий в маникюриях да стригарнях.

Собственно, из-за зубов он и получил свое прозвище. Настоящее имя его было Инош, и в свободное от неправедных трудов время Белый Клык принимал посетителей в собственном доме на площади Ремесленников. Был он единственным и весьма уважаемым в городе шептуном-зубодером. Работал, разумеется, без цеховой лицензии, но городские власти закрывали на это глаза, зато с гордостью при любом удобном случае открывали свои рты, демонстрируя отменные зубы работы Иноша-зубодера. Да и в шайке Хорта благодаря искусству колдуна никто зубами не маялся, да в дырки зубовные не посвистывал.

– Тогда какого мреля меня так шибануло, а, колдун зубатый? Ты мне зубы не заговаривай, чай, не болят! Не Костлявый же меня сглазил, в самом деле!

– Эй, Бритва, смотри, будешь ругаться по-эльфийски, ухи вырастут. – ухмыльнулся Хорт, – А ну завяли оба, пока своими криками всю округу не переполошили.