Пехота - страница 13

стр.

— Я услышал. Буду после РАО.

— Давай.


Спустя три часа.


Куда девается время на этой долбаной войне? Почему дни, такие длиннющие в учебке, напитанные ожиданием, вдруг превратились в короткие отрезки, низкое солнце прокатывается по небосклону так молниеносно, что кажется — ни черта не успел. А что должен был успеть? Вот пожрать, точно, не успел, но это ладно.

— Алё.

— Шо у вас?

— Гул. Двигатели завели. Минут пять как.

— И все?

— И все. Все молчат. И мы молчим. Ты скоро?

— Десять минут.


… Ниссан летит по ночной трассе. Пение новых полос под протектором, Beyonce «I Was Here» из колонок, черт, тонировку-таки надо было сделать впереди, рука цепляет руль кончиками пальцев, заводя серебристую машину в поворот, неслышно проседает подвеска, фары ломтями выхватывают бело-красные полосы отбойника. В багажнике, в бумажном почему-то пакете, таком глянцевом, из какого-то магазина — примерно, триста грамм сыра и бутылка красного вина. Ну, вот чего я чилийского не взял, вот заломало ехать еще два километра до магазина… Хотя ладно, и это нормально будет. На заднем сиденье — пальто, ой блин, все-таки нужно было то брать, серое, а не черное, хотя и черное ничего, нормально сидит, и перчатки, не забыть купить тонкие кожаные перчатки, темно-серые, такие, чтоб как вторая кожа сидели. Десять минут. До дома остается десять минут.

Лендровер летит по ночной дороге. Удары в подвеску, качается машина на разбитом асфальте, хрипит неразличимая музыка из убитых динамиков, Санчо за рулем вглядывается в блеклые полосы фар, перехватывая руль, влетают в грязно-желтые пятна фар серые обочины Донбасса. На заднем сиденье, да и в багажнике тоже, проходя через весь салон, — холодное металлическое тело барракуды. И коробки. И цинки. И ящики. Только вот мыслей о том, чего я не взял да что не так сделал, нет. Шумит в голове температурный калейдоскоп, часы китайские покоцанные отсчитывают минуты, слипаются глаза, не спи, мля, не спи, скоро уже. Десять минут. До ВОПа остается десять минут.


Звон горлышка бутылки о краешек бокала совсем не похож на металлический щелчок станины. Куртка грязно-зеленая — ну совсем не пальто, да? Даже минуты имеют разную цену. А люди остались такими же.

Или не такими?

Шумит в голове. Выворачивает руль Санчо. Качается на поворотах лежащий сзади ДШКМ.

В десяти километрах северо-восточнее два десятка маленьких людей, гордо называющие себя второй «эльфийской» ротой, остервенело копают позиции, вбивая себя уже трое суток в раскисающий террикон, и готовятся принять бой. Два АГСа, один СПГ, один ДШКМ и пять ракет на птур. Девятнадцать «мух», три РПГ-7, одна СВД. Двадцать человек. Две БМП-2, на одной не работает прицел. БЧС складывается из живых, оружия, техники, надежды и ожидания. Ожидание не убивает — мы так привыкли ждать, что, по-моему, уже сами над собой смеемся.

А если действительно попрут? Я своих идиотов знаю, они назад не пойдут, и не потому, что суперсмелые и отчаянно храбрые, мы обычные, а потому, что сзади — поле, а в поле их в спину перебьют, и они это знают. И самое смешное — что «дашка», которую я сейчас везу, как и бэка, и даже две дефицитные ракеты 9М113 ни черта не решат в этом бою, как и мы с Санчо. Но нам почему-то очень нужно успеть.

Десять минут.

Интермедия 3

Да-вай.

И знаете, в те минуты, когда удается добраться до телефона и сформировать образы, мысли, эмоции, постоянно бурлящие внутри, на описание того, что просходит, на такой, знаете, хронометраж происходящего уже нет времени. А жаль. Оно ведь забудется, все это — и короткие тяжелые ночи, и взрывы в отдалении, и марши на ломающихся машинах, и разговоры обо всем под кофе с корицей, и вот это вот: «Зеленка, внимание, вопы — тяжеляк к бою, быть готовыми открыть огонь», и слова Мастера, спокойные и одновременно напряженные: «Вижу две фигуры в теплак, двигаются к нам», и Танцор:

— Дальность?

— Достану.

А тогда, вот так отпечатывается в памяти (ой, а забуду ли я это?) стоящий в дерьмовом бронике коммандер буднично и даже как-то равнодушно: «Да-вай». Только пальцы на рации немного сжимаются. Гибкий штырь антенны качается в стылом промозглом воздухе, кончиком выписываю чью-то… чьюто смерть? Нет.