Пепел и снег - страница 14

«Ты описываешь и фотографируешь мили. Но проживаешь ли ты их на самом деле?»

Я снова ничего не сказал.

«Ты должен отложить на время и ручку, и камеру. Докажи, что ты стоишь подарков, которые получил.

Посмотри на мир сквозь линзу собственного глаза.

Только тогда ты будешь готов странствовать так, как это делают птицы.

И помни, что когда-нибудь, когда ты пересечёшь свою последнюю реку, ты предстанешь перед слоном, который измерит ценность твоей жизни не пройденными тобой реками и не тем, как много ты видел, а скорее тем, много ли ты любил».

Мне снилось, что мы с Монтесумой идём по берегу реки Сунхуацзян.

«Когда услышишь шаги Кортеса, — сказал Монтесума, — или когда почувствуешь, что твои райские сады гибнут, принимай прибежище. Принимай прибежище в реках, океанах, китах, слонах, ламантинах, птицах, словах, образах, снах, танцах, песнях, тишине. Принимай прибежище в пути птиц».

«Я тоскую по многим вещам, — ответил я, — но более всего по прикосновениям моей жены».

Монтесума сказал: «Если ты не можешь посвятить себя её рукам, посвяти себя слонам. Если не можешь посвятить себя слонам, посвяти себя рекам. А если не можешь посвятить себя рекам, посвяти себя пути птиц».

«Но куда ведёт путь птиц?»

«Всюду и никуда».

«А где заканчивается путь птиц?»

«Всюду и нигде. Всюду и нигде».

Помню свой последний день в начальной школе. Учительница попросила мой класс улечься в одну линию на полу спортивного зала.

«Даже вместе, — сказала она, — вы всё-таки короче, чем самый длинный голубой кит».

Я был унижен, смущён и до глубины души очарован. Я сказал себе, что когда стану повыше ростом, то раскрою тайну китов.

Теперь я гораздо выше, но не чувствую, чтобы хоть сколько-нибудь приблизился к пониманию этой тайны.

Может быть, я неправильно понял урок, который мне преподали киты и моя учительница. Может быть, они пытались сказать мне, что чудо переживаешь и видишь, никогда его в действительности не понимая.

Ту же ошибку я совершил и с тобой.

Мне нужно было меньше времени тратить на попытки понять тебя и больше — на то, чтобы просто любить тебя с твоими загадками.

Мне снился слон, чистящий хоботом луковицу. Слёзы потоком катились из его глаз.

Потом слон отложил луковицу. Со словами: «Я не сделаю тебе больно», — он забрался хоботом в мою грудь и извлёк из неё сердце.

Он стал бережно чистить его.

Он сказал, что первая кожица моего сердца на вкус словно мандарин; что вторая — солёная; что третья — как мёд.

А над четвёртой слон будто засомневался. Потом произнёс: «У неё вкус винограда; но пока рано судить, превратится ли он в вино». Осторожно вложив моё сердце обратно, он устремил хобот к небу.

Если стремишься к звёздам, можно оказаться и в винограднике.

Когда слоны плохо себя чувствуют, они катаются в мокром иле, чтобы ритмы земли пробились к ним сквозь складки их шкуры.

Я чувствовал себя усталым. Я пошёл к океану и заплыл за коралловые рифы, где открытое море так глубоко и безбрежно, что голубизна под поверхностью воды кажется ещё одним небом.

Я глубоко нырнул, прижал ноги к груди и обхватил их руками. Вокруг меня собралось стадо китов. Тёплые лучи света струились вниз, как будто сквозь замутнённое стекло. Киты вспарывали воду грудными плавниками, окутывая меня потоками пузырьков. Они обмахивали меня хвостами, и я перекатывался по их хвостам. Я чувствовал, что парю в невесомости и падаю вверх.

Я чувствовал ритмы моря.

В океане скрыто блаженство — вот оно, вот оно, вот оно…

В день, когда мне исполнилось тринадцать, я пошёл к реке вместе с дедушкой. Когда мы подошли к самой воде, дедушка поднял с земли тяжёлый камень и вручил его мне. Потом он взял ещё один камень и вошёл с ним в реку.

Я последовал за ним.

Постепенно вода поглотила нас. Удерживаемые тяжестью камней у дна, мы клонились под напором течения, как большие деревья под ветром. Листья подводных растений поглаживали нам ноги.

Когда я посмотрел вверх, то едва мог разглядеть поверхность воды; однако я мог различить силуэты летящих птиц. Килеватая черепаха, покачивающаяся над нами, выглядела как зрачок в зелёном глазу реки.