Пепел сгоревшей любви - страница 22
— У тебя же, наверное, после Ирака…
— О да, у меня после Ирака масса чего есть. Это ты точно подметила.
Я почувствовал, как меня охватывает раздражение. После Ирака у меня вместо ног два пожарных шланга, которые подгибаются, едва я касаюсь ими пола и пробую хотя бы постоять. После Ирака у меня между этих шлангов висит какой-то вялый лоскуток, который, как у ребенка, годится лишь на то, чтобы пописать. После Ирака…
— А Витек? — зло бросил я. Просто не сдержался — вы уже поняли, почему. — Что ж ты не возьмешь у Витька?
— У Виктора? Он… у него нет. Он инженер, купил недавно машину…
— Что ты говоришь! Машину! Какое счастье! Теперь, небось, катаетесь вместе?
— Саша, мне не до шуток! Мне нужны деньги.
— Много?
— Три тысячи сто восемьдесят пять долларов.
— Ни больше, ни меньше? Как это ты точно подсчитала! Тоже хочешь покупать машину? Будете гонять с ним наперегонки? — меня уже понесло. — Ралли «Париж-Дакар»?
И тут она заплакала. Я никогда не мог видеть, как плачут женщины. Слышать, оказывается, тоже. А это была женщина, которую я любил. До сих пор любил. Пусть даже по вине которой я пребывал сейчас в таком незавидном положении. И я почувствовал себя последней сволочью. У нее, по-видимому, какие-то крупные неприятности, а я…
— Прости, Света. Приезжай, потолкуем. Адрес не забыла?
— Нет. Когда?
— А сейчас и приезжай, — проговорил я, чувствуя, как взволнованно начинает биться мое сердце.
Давным-давно, когда она тоже любила меня, я приглашал ее к себе, зная, что впереди нас ждет бессонная, полная страсти ночь. С влажными от пота мятыми простынями, сброшенными на пол подушками, торопливым жарким дыханием, сбивчивым шепотом. Мне было сорок пять с небольшим. Казалось, все уже познано, пройдено, прочитано, испытано, и я считал, что в жизни больше ничего не будет. Но появилась Света. И я помолодел — на целых двадцать лет. Или на двадцать пять — кто вычислит? А потом появился Витек. И моя помолодевшая было душа ссутулилась — даже больше, чем тело.
Я нажал кнопку, отключая мобильник.
— С кем это ты? — поинтересовалась появившаяся на пороге Валентина.
Она была в голубом халате, волосы распущены, на пухлой щеке — след от подушки. Эту женщину я тоже когда-то любил. Но — в другой жизни.
— Первая кандидатка, — ответил я, положив телефон на столик. — Скоро приедет.
— Матери-то звонить будешь? — поинтересовалась бывшая супруга.
Я чуть было не сказал: «Конечно», но вовремя спохватился — вдруг мать начнет просить меня заехать к ней? А то, глядишь, попытается приехать сама? И что она увидит?!
— Не сейчас, — уклончиво ответил я. — И вообще, если что, запомни: для нее я еще не вернулся. Сама понимаешь, в таком виде…
Она кивнула.
— Можно завтракать, — заметил я.
— Ой, еще не готово! — воскликнула Валентина и отправилась на кухню.
Через минуту она загремела посудой.
Я отсчитал из пачки тридцать две сотенные, переложил их в карман пижамной куртки. Потом уставился в потолок. Тот самый. Только мысли были теперь совсем другие.
Света
Она нажала кнопку звонка.
Обитая коричневым дерматином дверь открылась, и на пороге появилась женщина примерно ее возраста в голубом халате. Вопросительно посмотрела на Светлану.
— Здравствуйте. Я… э… мне позвонили. Я давала объявление…
— Проходите, — кивнула женщина. — Сюда. Обувь не снимайте.
Света прошла в так хорошо знакомую ей комнату. На кровати, той самой, где они часто занимались любовью, лежал Саша Лемешонок. Он был худ, бледен до какой-то странного оттенка зеленоватости, зарос седой щетиной, костлявые руки, похожие на птичьи лапы, были сложены на груди, как у покойника. Кисть левой была изуродована и покрыта белыми кривыми шрамами. Света лишь надеялась, что выражение ее лица ничем не выдало потрясения, которое она испытала.
— Здравствуйте, — проговорила она.
— Здравствуйте, — ответил он, принимая правила игры. В присутствии этой женщины в халате они — незнакомы. — Присаживайтесь.
Света села на стул.
— Валентина, ты сходи в магазин или еще чего там, — проговорил Саша. — Пока я поговорю. И дверь прикрой, пожалуйста.
Женщина пожала плечами и вышла, закрыв за собой дверь.