Пепел врага - страница 12
Первый прыжок, как и первая любовь, никогда не забудется.
Верещагин всегда помнил то упоительное чувство восторга, охватившего его под куполом раскрытого парашюта. Потом будут прыжки и посложнее, но первый всегда остается первым.
Из сладкого забытья Верещагина вырвал глухой скрежет. Скрежет прорывался сквозь броню вместе с криками солдат, находившихся снаружи. Словно распрямившаяся пружина, капитан выбрался из люка. Даже мимолетного взгляда на колонну было достаточно, чтобы понять происходящее.
Машины на крутом серпантине сбросили темп. Такой расклад действовал на водил лучше любого снотворного. Лопоухий парень, руливший «Уралом», видимо, прикемарил. На крутом склоне он не довернул руль, и многотонная махина, перескочив обочину, поползла вниз по склону. Из-под ее бешено вращавшихся колес градом вылетали камни. «Урал» должен был неминуемо перевернуться. Но вопреки всем законам физики, гравитации и еще черт знает чего машина остановилась, прочертив на склоне весьма изящную дугу. Постояв секунду, «Урал» плавно сполз на нижнюю петлю серпантина.
Лопоухий боец кулем вывалился из кабины.
Подбежавший прапорщик, солидный мужик лет сорока пяти, схватил лопоухого за ворот выцветшей куртки.
– Ты что, уебище, угробиться захотел?! Тебя какая дура родила?!
С бэтээра посыпались пехотинцы, желающие воочию увидеть происходящее. Солдаты толпились на обочине, глядя сверху на «Урал» и опустившегося на колени лопоухого. Только десантники оставались на своих местах.
– Поспать на марше вздумал! – щедро отвешивая оплеухи, вопил прапор.
Но лопоухому было все равно. Солдатик раскачивался из стороны в сторону, погруженный в шоковое состояние. Его лицо ничего не выражало, кроме крайней степени страха, отключающего рефлексы и инстинкты.
Подоспевший Верещагин дернул прапора за плечо:
– Хорош голосить! Не в казарме.
Возбужденный прапорщик, решивший провести воспитательную работу на матюгах и зуботычинах, неожиданно взъярился:
– Я за груз отвечаю! Так что, капитан, иди ты…
Ладонь Верещагина вдруг превратилась в стальной захват. Он с силой сжал плечо прапора. Тот ойкнул, а его ноги согнулись в коленях. Заглядывая в глаза разбушевавшемуся воспитателю, Верещагин почти ласково произнес:
– А я и за груз, и за машины, и за людей отвечаю. Так что не возбухай, товарищ прапорщик. И не забывай, что с офицером разговариваешь. – Чуть смягчившись, десантник добавил: – До седых волос дожил, а держать себя в руках не научился. Вопишь, как проститутка, которой не заплатили. Парень и так обделался по самые уши. Видишь, какой корчь его пробил. На ногах стоять не может.
Лопоухому действительно было плохо. Бледный как мел, он сидел на земле и что-то нечленораздельно мычал.
– Дайте бойцу воды. Авось оклемается, – скорее попросил, чем приказал Верещагин.
Он обошел машину, проверяя состояние «Урала». Сползая по склону, машина выворотила то ли неизвестно кем вкопанный столб, то ли причудливо выветрившийся кусок скальной породы. Это препятствие затормозило скольжение многотонного «Урала», но повредило кузов и разорвало тент.
Верещагин легко взобрался внутрь. Сквозь прорванный тент в кузов заглядывало солнце. В его лучах капитан увидел длинные ящики, прикрытые брезентом. На брезенте стоял привычный для войны груз: стопка «цинков» с патронами, запасные аккумуляторные батареи, еще какая-то амуниция, несколько фляг, стопка тюков. Все это Верещагин видел не раз. Но вот нижняя часть груза, а именно длинные ящики, заинтересовала капитана. Откинув брезент и сняв «цинки», Верещагин принялся разгребать завал. Ящики во время схода по склону сместились.
Вскоре в кузов заглянул сержант Васильев.
– Помогай, – коротко бросил Верещагин.
– А че тут? – со степенностью, свойственной настоящим сибирякам, спросил сержант.
Переставляя новехонькие термоса для пищи, капитан пошутил:
– Конфетки-бараночки.
– Да я серьезно, – пробурчал сержант.
Очень скоро они добрались до заинтересовавшего Верещагина груза. Окрашенные зеленой краской ящики с металлической окантовкой были помечены фабричной маркировкой. Даже не читая набор букв и цифр, десантник понял, что внутри.