Перед последним словом - страница 11

— Как же вы не побоялись подвести человека, который вам так доверял? — спросил прокурор Гулибина.

— Если бы я думал, что подведу... — и, не закончив фразу, безнадежно махнул рукой.

Его ответ почему-то особенно рассердил свидетельницу.

— Ах, не думал, — сказала она, — а когда приходил просить за девушку, тоже не думал?

И свидетельница рассказала, что за несколько дней до того, как Володя принес чемодан, он пришел к ней и стал упрашивать, чтобы она сдала угол девушке; очень уж он расписывал эту девушку: и тихоня, и скромница, и пятнышка на ней не сыщешь. А когда свидетельница спросила, отчего же скромница из родительского дома уходит, Володя стал нести полную чепуху. Но все же уговорил, пообещала она на время поселить у себя девушку. Как зовут девушку, Володя не говорил, а она не спрашивала.

— О ком вы хлопотали? — спросили Гулибина.

— Ни о ком.

— Вы вправе не отвечать, но подумайте, правильно ли вы поступаете. О ком же вы хлопотали?

Володя так ничего и не ответил.

Надя же слышала показания свидетельницы, слышала и ответ Володи.

Один из соучеников Володи, Сергей Чуйков, пришел в суд с опозданием и поэтому был допрошен позже других. Чуйков был юношей удручающе „правильным”. В свои 16 лет он был тягуче рассудительный, застрахованный от ошибок, точно знающий что к чему, и ни на что неосмотрительное его не подо-; бьешь. А тут он едва не допустил оплошность. Чтобы исправить ее, он и начал свои показания с того, что считал своим долгом принести суду свои извинения; дело в том, что он ранее дал недостаточно продуманную характеристику подсудимому. Теперь же, когда ему известно все „содеянное подсудимым Гулибиным” — так Чуйков и сказал, — он меняет свою точку зрения и не может не выразить своего возмущения.

Судья, подчиняясь, очевидно, тем же чувствам, которые испытывала и аудитория, слушая Чуйкова, торопящегося отречься от товарища, спросил:

— А что вам известно о „содеянном”?

— Как что? Совершено преступление: хищение личной собственности.

— Виновен или невиновен подсудимый — это решает только суд, не торопитесь с выводами, свидетель Чуйков. Суд ждет от вас фактов, а не оценок.

И тогда, задетый замечанием, чувствуя явное неодобрение аудитории, Чуйков сказал:

— Только о фактах я и буду говорить. Мне стали известны некоторые события, весьма отрицательно характеризующие облик подсудимого. Но эти события не имеют связи с его обвинением. Могу я о них говорить?

— Говорите.

— Гулибин незадолго до хищения, простите, до истории с чемоданом предложил совершить спекулятивную сделку с марками...

— Кому предложил?

— Моему двоюродному брату, Сапранову Федору.

Суд по ходатайству защиты вызвал Сапранова свидетелем. Его показаний ждали с тем большим интересом, что против его вызова возражал подсудимый.

Сапранов, студент второго курса, страстный филателист. Увлечение марками и сблизило его с Гулибиным. О Гулибине он самого лучшего мнения. Нет, ни о какой спекулятивной сделке никогда не было речи. Но был странный случай, он удивил свидетеля, поэтому о нем он и рассказал Чуйкову. За несколько дней до кражи чемодана (а он услышал о краже от того же Чуйкова) к свидетелю пришел Володя Гулибин с необычным предложением: Володя приведет к свидетелю девушку, она принесет свой альбом с марками. Марьей там чепуховые, но Володя просит свидетеля сделать вид, что девушке ненароком удалось собрать очень ценную коллекцию, и предложить ей за альбом большие деньги.

— С какой радости? — удивился Сапранов.

— Пусть тебя это не беспокоит, — сказал Володя, — я дам тебе денег, а ты ей их отдашь. Но девушка ничего не должна знать о нашем сговоре.

И тут суд обратился к подсудимому.

— Кто была та девушка, чью коллекцию вы предложили купить свидетелю?

Володя встал, но ничего не ответил.

— Подсудимый, вы не ответили на вопрос суда.

Володя продолжал молчать. Молчание затягивалось. А ответа ждал суд, ждала аудитория. Володя не отвечал. И тут поднялась Надя и крикнула:

— Из-за меня, из-за меня он все это сделал.

— Неправда! — это крикнул Володя.

— Нет, правда! Это я, я во всем виновата.

И Надя рассказала все то, что, щадя ее, Володя хотел скрыть. Рассказала, отбросив всякую мысль о том, как сложится ее жизнь, рассказала, понимая, как больно будет матери. Но не рассказать она не могла, она знала, что правда, только правда может помочь Володе. А в зале слушали ее и понимали, что правда поможет и ей.