Перекрещивающиеся сюжеты - страница 3

- Ничем я ему не могу помочь. Немедленно везите в медсанбат!

- Ничем?

- Ничем! — твердо отвечает он. — Накормите его, возьмите в палатке кашу, кофе, какао, хлеб! — И он бежит от нас. Но снова возвращается: —Помогите мне достать какой-нибудь транспорт!

- Хорошо, — обещает Бугаев и обращается ко мне: — Ты распоряжайся здесь, а я попробую достать машину! — И он чуть ли не бегом направляется на шоссе.

Я начинаю «распоряжаться». Велю прежде всего перевязать разведчика. Потом пытаюсь накормить его. Он с трудом съедает две ложки каши и отворачивается.

Делает несколько глотков кофе. И с закрытыми глазами откидывается назад. Я приношу из палатки два одеяла и плотно его укрываю. Мне кажется, что наш подшефный засыпает.

Я замечаю, что и лейтенант, и медсестра все время убегают к раненому, лежащему чуть в стороне от других. Интересно, что это за важная персона?

Я решаю взглянуть на него.

Но это, оказывается, всего-навсего немецкий унтер- офицер. Не простой только, а из дивизии СС. Немец — рослый детина. Лежит он на плащ-палатке, вытянувшись во весь рост, руки по швам, а потому кажется неестественно длинным. Голова запрокинута назад, губы сжаты, рыжие волосы растрепаны, глаза устремлены в небо.

Рядом с немцем на коленях стоит медсестра. В руке у нее термос. Она пытается напоить унтера из металлического стаканчика. Но тот мотает головой. Еще сильнее сжимает губы.

К нам подходит молоденький, лет восемнадцати, солдат с закинутым на ремень автоматом. Это — охрана, толмач, опекун немца.

- Что это у вас в термосе? — спрашиваю я у сестры.

- Какао, товарищ капитан, — виновато отвечает она.

- Так какого черта он не пьет?

За нее отвечает опекун:

- Он боится, что его отравят, товарищ капитан.

- Переведите ему! — говорю я солдату. — Мы не немцы! Мы русские! Мы никого не травим. Даже немцев!

- Я ему говорил, — снисходительно улыбаясь, отвечает опекун. — Не верит. —И он, нагнувшись к раненому, начинает лопотать по-немецки.

Немец, глядя в сторону, качает головой.

- Вот видите! — говорит опекун.

• Почему вы за ним ухаживаете в первую очередь? — спрашиваю я у сестры.

Опять за нее отвечает опекун:

• Приказано, товарищ капитан. Приказано сохранить ему жизнь. Эсэсовец нужен как «язык». — И, хорошо осведомленный в делах полка, 6-й рассказывает много интересного про дивизию СС. Кочующая это дивизия.

Ее видели на разных участках фронта. Видимо, дивизию используют как ударную силу. Унтер-офицеру надо во что бы то ни стало сохранить жизнь!

Через него, может, удастся узнать что-нибудь новое об этой дивизии.

Ведь еще вчера утром она стояла против полка Сизова, а когда в 14.45 началось наше наступление и артиллерия накрыла весь передний край противника, то немцев там уже не оказалось.

Да, я помню вчерашние бои, помню хорошо и этот передний край. Он был, видимо, построен наспех и выглядел довольно-таки жидковатым: несколько рядов колючей проволоки, а за ней — кое-как отрытые окопчики и слепленные землянки.

Ну, конечно, наша артиллерия легко все это сровняла с землей. Уцелели в окопчиках и землянках только одиночки. И то полусумасшедшие!

Не шутка — час просидеть под непрерывным шквальным огнем. Но убитыми и пленными оказались не немцы, а мадьяры! У убитых я видел что-либо белое в руке — простыню, наволочку, рубаху, носовой платок. Видимо, мадьяры-салашисты собирались сдаться в плен, но опоздали, заговорила артиллерия... Ну, а куда же делась дивизия СС?

Это я узнаю сейчас от опекуна. Оказывается, немцы за час до нашего наступления отвели свою дивизию в тыл, а на ее место поставили своих союзников — мадьярскую дивизию.

Под огонь!

Но сегодня отдельные роты эсэсовской дивизии снова появились на некоторых участках. Всюду ведут ожесточенные бои. Дерутся до последнего, в плен не сдаются.

На всякий случай я достаю записную книжку.

- Спросите, как звать унтер-офицера?

- Я знаю. Пауль Ленш, — отвечает опекун.

Услышав свое имя, немец вздрагивает, смотрит на меня взглядом затравленного зверя.

- Переведите ему: убивать я его не собираюсь.

Опекун, широко улыбаясь, переводит. И что-то еще добавляет от себя.

- Спросите, — говорю я, — откуда он родом?