Перелетные свиньи - страница 28

Через полчаса Себастьян Бидж услышал в холле свое имя и, обернувшись, увидел что-то извилистое, в ниспадающих одеждах.

– Мисс? – спросил он.

Он знал, что это невеста профессора Мориарти, но двадцать лет службы отдрессировали его, и никто бы не подметил, что он чувствует себя как нервный герой Джерри Вейла, которого одноглазый китаец заманил на пустующую мельницу.

– Передайте эту записку сэру Грегори Парслоу, – сказала Глория. – Вы можете послать кого-нибудь с утра?

Нехорошо, подумал Бидж, нехорошо; донесения, видимо, шифр. Но ответил с обычной учтивостью:

– Отнесем сегодня, мисс. Свинарь сэра Грегори в моей комнате. Я вручу ему ваше послание.

– Спасибо, Бидж.

– Не за что, мисс. Вскоре он уедет на велосипеде.

Если сможет, подумал Бидж, и величаво удалился. Шел он в погреб, за бутылкой бургундского. Мистер Галахад приказал угождать свинарю, а он захотел именно этого вина. Как-то его упоминал дворецкий сэра Грегори, Бинстед, и он давно мечтал попробовать.

Визит к Императрице, если идете вы с лордом Эмсвортом, бывает обычно долгим, и Моди вернулась минут через сорок.

Минуты эти девятый граф использовал умно и умело. Играя на женской чувствительности, он рассказал спутнице о том, как страдает перед завтрашней речью, и вырвал у нее обещание поехать с ним. Он объяснил ей, что гораздо легче, если есть на кого опереться. Выехать, сообщил он, придется рано, ибо свиноводы соберутся не ближе чем в Уолверхемтоне, и Моди заверила, что любит рано вставать, а увидеть Уолверхемтон давно мечтает. Словом, когда они вернулись на террасу, отношения у них были практические, как у Тристана с Изольдой.

Террасу они застали пустой. Пенни уехала с Галли. Разбито сердце, не разбито, а свинью красть интересно. Кроме крылатых созданий, кишащих во тьме над террасами английских поместий, не было ничего, разве что бумажка, похожая на фотографию. Лорд Эмсворт поднял ее и увидел, что это фотография и есть.

– Ой Господи! – сказал он.

– А, что? – отозвалась Моди.

– Фотография моего соседа, сэра Грегори. Кто-то уронил из окна. Не пойму, кому нужна его фотография!

Моди взяла ее и молча на нее посмотрела. Впервые за много лет она увидела знакомые черты; и, подобно Глории Солт, стала вулканом.

Единственная связная мысль подсказывала ей: три мили туда, три мили сюда – не так уж много. Надо пойти в Матчингем как можно раньше и сказать Табби все, что о нем думаешь.

Бидж сомневался зря: Джордж Сирил Бурбон даже и в таком состоянии не свалился с велосипеда. Возможно, он и двигался зигзагами, как ласточка, преследующая муху, но сноровка его не подвела, в седле он усидел. В свое время он подъехал к двери Матчингем-Холла, распевая приятным баритоном «Когда глаза смеются», и прошел в кабинет хозяина, чтобы передать письмо. Было бы разумней вручить его Бинстеду, который бы и отнес его на серебряном подносе, но Джордж Сирил разрезвился и был рад случаю поболтать с хорошим человеком.

Когда он вошел, человек этот читал поваренную книгу. Некоторые полагают, что самая тяжкая скорбь – воспоминание о былом счастье, но сэру Грегори было приятно – в особом, меланхолическом духе – читать рецепты разных блюд. «Берете дюжину яиц, побольше печеночного жира…» Сейчас он дошел до главы о шоколадных кремах и как раз читал о том, как берут две ложки масла и три унции специального состава, именуемого «Тихий закат», когда ощутил, что стало душновато, поднял глаза и увидел гостя.

– Какие черти вас принесли? – осведомился он, и Джордж Сирил Бурбон, нежно улыбаясь, ответил, что привез письмо, едва не назвав – но все же не назвав – сэра Грегори другом.

– Вы что-то пили! – сказал хозяин, хороший диагност.

Джордж Сирил удивился:

– Я, сэр? Пил, сэр? Нет, сэр, где же я возьму?

– Вы пьяны в стельку.

Свинарь опустился в кресло и отер слезу.

– Сэр, – проговорил он, – будете умирать, пожалеете, что так сказали. Я что, я ничего, только обидно…

– Не нойте. Какое письмо? Откуда?

– Вот уж не знаю, сэр. Бланд дал, из Биджинга. Нет, Блидж, из Бландинга, – поправился дотошный Бурбон, – этот, Биджинг…

– А что вы делали в Бландингском замке?

Джордж Сирил, хоть и пьяный, ответить сумел: