Перемени мою судьбу: запертые чувства - страница 9
-- Ты же в курсе ситуации. С одной стороны из двадцати шести детей у меня целых три наследника, но Эргонс, как маг, слаб и неоправданно жесток, а Оклинс беспечен и капризен. Одна надежда на Ариоса, но он странный. Чего стоит эта история с ньямой, которая всё чувствует и к ней надо относиться как к человеку.
-- Да уж, -- хмыкнул Ульрик, -- придёт же такое в голову.
-- А эта зонайя, как она? От неё будет толк? Уж больно она мелкая, не загнулась бы раньше времени.
Кажется, заговорили обо мне.
-- Она выносливая и очень старательная. Если Ариос сможет правильно её сломить...
-- Да, да. Я полностью его проинструктировал. Обвинить с порога во лжи, унизить, порвать платье, если не поможет, тогда пытать. Весь инструмент проверен мной лично.
-- Нисколько не сомневаюсь, Орлас, что ты тщательно подготовил второго наследника. С таким опытом! Последний раз ты смог выжать почти досуха сразу трёх зонай, одна умерла на месте.
Орлас? Это же Верховный маг всего нашего повера вместе с замком, храмом и прилегающими землями, что он такое говорит?
-- Но результат не велик. Уровень силы увеличился всего на полторы единицы -- мельчаем. А ведь когда-то маги могли двигать горы, создавать города.
-- Да, -- горестно вздохнул Ульрик, -- воистину так. Наших сил с каждым годом всё меньше, да и самих нас всё меньше. Рождённых в этом году детей со способностями можно пересчитать по пальцам. Девочек всего пять, и неизвестно, смогут ли они дожить до возраста зонайи. Именно поэтому совет так возмущался, когда ты пустил в расход сразу трёх.
-- Ты же знаешь ситуацию, я просто обязан был попробовать.
-- Ваше сиятельство, Ваше святейшество, -- к разговору присоединился ещё один голос, -- у меня всё готово, можно идти проверять.
-- Рано. Дадим Ариосу побольше времени. Пусть выжмет из девчонки всё до капли.
Голоса начали отдаляться, а я недоумевала -- как такое может быть?
Услышанный разговор никак не желал выходить из головы. А я всё пыталась убедить себя, что мне это мерещится, и я скоро очнусь. Напрасно -- изменений не было. Окружающее пространство продолжало наполняться гулкими шагами, шорохами, смутными силуэтами. Пробовала напрячь зрение -- не вышло. Какая же я никчёмная, ничего у меня не получается. Ну а что ещё от меня ждать, я не зонайя -- я ньяма, тупая бесчувственная ньяма, пригодная только на то, чтобы равнодушно смотреть по сторонам, есть что дадут, спать и кормить маленьких избранных грудью.
Откуда-то из глубины поднимался протест. Ньямы не учатся, не поют хвалебные песни, не плетут узоры инджьёри, не помогают в воспитании новых избранных, не собирают плоды в садах храма, не читают книги древних, их не хвалит главный жрец Ульрик...
Ульрик! Неужели он всё знал? "...Правильно её сломить... обвинить с порога во лжи, унизить, порвать платье...". Платье! Порвать платье!
Один из старых жрецов однажды выпил не той настойки. От него дурно пахло, он икал и говорил странные вещи: "Чё смотришь, ик, чё вы все на меня смотрите? Тоже думаете Онарок стар, Онарок слаб и ничего уже не соображает? Э нет, ик, они ещё меня узнают, я всем расскажу! Вот вы думаете вы избранные и всё такое? Эх вы, безмозглые куклы! Вы нужны магам только для того, ик, чтобы забрать всю вашу силу, всю до капли. Они вас выпотрошат, высосут и выбросят. А Онарок знает, ик, что надо сделать. Надо..."
Помощники служителей храма не дали договорить, молча увели его, и больше мы старого Онарока не видели. Нам объявили, что он повредил голову и ушёл на звезду. Все маги, жрецы и избранные приходят со звезды и уходят туда же, когда наступает срок, или когда портится тело.
Онарок был прав, он знал. И Ульрик знает: "...выжать из девчёнки всё до капли...". Значит маг забрал мою силу и мне ничего не осталось? Но ведь можно что-нибудь сделать. Онарок знал что делать, но не успел сказать. Я опять принялась себя жалеть и обвинять в никчёмности, новая волна протеста не дала впасть в уныние. Надо что-то делать, хотя бы оглядеться.
Я сконцентрировалась на одном из ближайших силуэтов и захотела его увидеть, даже мысленно приказала появиться. С пятой попытки он появился, как будто выпрыгнул из серого марева. Это был старинный гобелен, украшавший стену напротив. Краски выцвели, бахрома по краям обтёрлась, но рисунок ещё различался. Там были маги, в чудных нарядах замершие в разных позах, и они улыбались, как в книгах Древних.