Переписка С.Д. Довлатова с И.П. Смирновым - страница 37

Я вижу по себе (а значит, предполагаю в других), что у нормального человека сейчас должны в сложной комбинации действовать национальные и, так сказать, планетарные устремления, я не верю, что истина придет с востока, но и не верю, что она придет с запада, она, видимо, придет откуда-то изнутри, может быть, извне, а скорее всего — никогда и ниоткуда не придет. А значит, жить надо с тем, что есть.

Ну ладно, разболтался я, и сам не вполне понимаю — о чем.

Привет Ренате, ждем, будь здоров.

С.

1. Александр Давидович Глезер (1934—2016) — журналист, издатель, коллекционер, один из организаторов «Бульдозерной выставки» в Москве, в 1975 выслан за границу.

2. Лолита Торрес (Torres; 1930—2002) — аргентинская актриса и певица, популярная в СССР с середины 1950-х, особенно по фильму «Возраст любви» (1955).

***

44. Игорь Смирнов — Сергею Довлатову

Сережа, дорогой,

прости, что задержал с ответом: я отдыхал в так наз. Баварском лесу (на границе с Чехословакией), катался на лыжах, пил черное крепкое пиво, которое варят в Баварии в марте (но которое тем не менее не сопоставимо с нашим «мартовским»). Еще раз спасибо за приглашение остановиться у тебя. Описание твоей квартиры пришлось мне по душе. Серманов знаю с незапамятных времен и рад буду их снова встретить (это удивительно, как мы пересекаемся: я встречал их в Мюнхене, в Париже, в Венеции, в Иерусалиме и лишь по чистой случайности не встретил в Женеве). Твоя тоска по Ленинграду очень понятна, но не думаешь ли ты, что, попав туда теперь, ты бы заголосил от еще большей тоски по Нью-Йорку, а также по пельменям, боржоми и (цитирую) «даже квасу»? Перечисление пищевых продуктов — это, конечно же, шутка. Всерьез говоря, ты бы, вернувшись, столкнулся с тем, что там ничего не изменилось с тех пор, как ты оттуда уехал. Ни социальное положение друзей, ни облик толпы, ни названия книг, которые продаются в магазинах. Снова к этому привыкнуть нельзя. С этим можно было жить лишь до пересечения госграницы. Я не верю в то, что западный человек много свободнее восточного. Лучше сказать: я думаю, что на Западе и на Востоке люди свободны почти в равной мере, но в разных областях. Ну, скажем, я не могу в Германии перейти улицу там и тогда, когда и где мне захочется, я не могу здесь загулять так, чтобы неделю не появляться на службе. Я ограничен в общении неким ритуалом коммуникации. И т. д. С другой стороны, в том, что касается научной работы, я несколько свободнее себя чувствую теперь, нежели в СССР, но лишь «несколько», потому что научный труд — это и там, и здесь игра по правилам, и в Германии, точно так же, как в России, я не имею права напечатать статью, в которой, назвав вещи своими именами, заявил бы, что мой оппонент страдает старческим слабоумием. Так что дело не в свободе/несвободе. Но примириться с застойностью нельзя. Нельзя примириться с тем, что ты (писатель ли, литературовед) — имеешь право издавать книгу раз в пять—семь лет только из-за того, что новое должно являться редко и быть из ряда вон выходящим событием. И ко многим иным подобным вещам, о которых ты знаешь все не хуже меня, а может быть, и лучше, притерпеться тоже нельзя. Трудно поверить, что Горбачев что-то изменит. Мне кажется, что борьба Андропова «за дисциплину труда» была вызвана не только тем, что он таким образом хотел усилить власть поддерживавших его милиции и госбезопасности, но и просто завистью абсолютно несвободного, закисшего на заседаниях и боящегося уронить себя в глазах коллег советского начальника к гораздо более свободным и на все кладущим <…> представителям советского народа.

Заболтался. Страница кончается. Обнимаю тебя. Приветы — «твоим». Рената кланяется. Твой

Игорь

21 марта 85.

***

45. Сергей Довлатов — Игорю Смирнову

15 апреля <1985>

Дорогой Игорь,

моя тоска по Ленинграду связана с периодами общего недовольства жизнью, которые сменяются неделями относительного благополучия. Депрессии, то есть — беспричинной тоски, у меня не бывает. Наплывы пессимизма же объясняются, как правило, либо сгущением неприятных мне забот, визитами к зубному врачу, какими-нибудь поспешно взятыми, ненужными обязательствами, долгами и пр. Или какой-нибудь пошлой мыслью о бедности, в которой, на разный манер, я всю жизнь пребываю. При этом я теоретически знаю, что проблема бедности неразрешима, что человек, имеющий яхту, мечтает о самолете более сильно, чем человек, имеющий автомобиль, мечтает о яхте, и тем более сильно, чем владелец велосипеда мечтает об автомашине. Неуклюже, но понятно.