Переправа - страница 4

Он невольно вспомнил свое первое появление в училище. Сейчас даже трудно вообразить, как растерян он был тогда и одинок… Все, что может случиться худого с человеком за многие годы, навалилось на него в то время разом: ссора с отцом, ссылка в ПТУ в Ленинград к дяде Боре, чтобы никто из их московского круга не узнал, что сын академика Белосельского бросил девятый класс и в наказанье определен в ПТУ; откровенная неприязнь к нему ребят в группе первые месяцы… Да и многое другое, о чем и вспоминать не хочется.

Отец, конечно, был уверен, что Ваня и месяца не выдержит в училище — не та закалка, хлебнет трудовой жизни и запросит «пардону». Кто знает, как бы оно вышло, если бы в группе оказался другой мастер, а не Виктор Львович Шалевич. Комиссар. Человек, который прочно поселился в его сердце, потеснив многих…

Комиссар сидел в мастерской за своим столом нахохленный, кутался в теплую замшевую курточку, хотя в помещении было жарко, и мрачно перебирал казенные бумаги, оставшиеся после выпуска их знаменитой двадцать пятой группы.

Ваня улыбнулся и лихо, как полагается новобранцу, отбарабанил:

— Товарищ мастер, слесарь-ремонтник Иван Белосельский приветствует вас!

Комиссар взглянул на него исподлобья и буркнул:

— Я ждал тебя.

Ваня удивился. Разве они договаривались на сегодня? Еще утром он и не предполагал, что Настю задержат дома… Потом до него дошло, что Виктор Львович имеет в виду не какое-то определенное время, а все эти дни. Значит, все дни, пока он собирался и уже решил было, что не сумеет зайти и напишет из армии покаянное письмо, Виктор Львович приходил в мастерскую и ждал. Ждал, когда же его ученик вспомнит о нем…

Полный раскаяния, Ваня тут же забыл о беге времени и Насте, которая скорее всего уже ждет его возле метро. Ему захотелось рассказать мастеру, как все это время он помнил и рвался к нему; объяснить, как много он, мастер, комиссар, сделал за эти три года для ребят и для него; заверить, что как бы ни разбросала судьба парней по стране, что бы ни случилось с ними в дальнейшем, Виктор Львович навсегда останется для них тем комиссаром, которого они сами признали в нем с первых дней учебы. И молчал. Боялся, что все эти верные и нужные сейчас слова, произнесенные вслух, прозвучат как-то не по-мужски…

Комиссар спрыгнул с помоста, на котором стоял его стол, и встал перед Ваней в привычной боевой позе: уперев руки в бедра и расставив длинные ноги в кроссовках.

За эти три года Ваня здорово вырос, но и теперь комиссар был выше почти на голову.

— Когда? — все так же хмуро спросил комиссар.

— Завтра. В восемь ноль-ноль. С котелком и ложкой.

Комиссар не отозвался на шутку, чего с ним на памяти Вани еще не случалось. Значит, разобижен всерьез.

— В Москве был?

— Не успел. Мама сама приехала проводить.

— А отец?

— В Швеции на симпозиуме.

Ваня вытащил из кармана сигареты и с вопросительной улыбкой взглянул на комиссара. Так открыто он решился впервые с той памятной встречи три года назад, когда комиссар небрежным жестом выбросил Ванины сигареты в урну. Виктор Львович тоже вспомнил давнюю историю и усмехнулся:

— Нахал ты, братец, что характерно… А впрочем, теперь ты сам большой. Валяй. Но только не в мастерской.

Это правило было железным, и ребята никогда не нарушали его даже в отсутствие мастера.

Они вышли на площадку перед мастерской и уселись рядком на спинку бывшей садовой скамьи, от которой остались чугунный каркас и две деревянные планки вверху. Никто не помнил, как и когда попала она на второй этаж производственного корпуса, но поколения пэтэушников в перерывах и после занятий выясняли на ней отношения, обсуждали международные проблемы, вопросы любви и шансы «Зенита» попасть в шестерку сильнейших.

Комиссар потрогал бороду, пропустил рыжеватые колечки между пальцами и сказал в раздумье, точно мыслил вслух:

— Послушай, Иван. Ты был моим учеником… Теперь ты знаешь о нашем деле примерно столько же. Но ты — мой ученик. Ты обязан обогнать меня, понимаешь?

Ничего себе — поворот! Ваня иронически хмыкнул.

— Вас? Думаете, это возможно?

— Конечно, непросто, — согласился комиссар, — а ты напрягись. Захочешь — сможешь, что характерно. И учти, пока это программа-минимум.