Пересадка на узловой - страница 13

— Написали на почту?

— Обязательно. Ответ отрицательный пришел.

— Не отлучались из купе, так, чтобы кто-то один оставался?

— Выходили иногда покурить. Но дверь не закрывали. Кстати, можно закурить?

— Да, только пересядьте к окну.

Шатохин приоткрыл балконную дверь. Апрельский воздух, разноголосый шум миллионного индустриального города хлынул в комнату.

— А проводник?

— Нет, нет, — Емелин выдохнул дым. — Студенты, стройотряд.

— Опишите ваших попутчиков, — попросил Шатохин.

— Пожалуйста. Илтус из Прибалтики. Это имя, фамилии не помню. Сухощавый, среднего роста, по-русски говорит с акцентом. Еще один, — не то с Волги, не то с Камы, — забыл. Невысокий, толстый, с лысиной. Третий с вас ростом, но помощнее. Волосы немного вьются, выражение лица такое скучающее, движения ленивые. А возраст — всем за сорок или около.

— Никого из них не заподозрили?

— Ни сразу, ни потом.

— А если бы твердо знали, что паспорт пропал в купе, на кого бы подумали?

— На третьего. Аркадий, кажется.

— Почему именно на него? Кстати, кто он и откуда?

— Строитель. А где постоянно живет, не уловил. Много мест называл. И Дальний Восток, и Сибирь, и Среднюю Азию.

— Что-нибудь интересное рассказывал? Города, станции какие называл?

— Много говорил. Мне одно запомнилось. Этот, с лысиной, — из Казани он, речник, вспомнил, — говорил о Жигулях. Полдня тратишь, когда их огибаешь, а по суше перешеек на час ходьбы. Тогда строитель про какую-то станцию рассказал. Железнодорожную. На поезде тоже объезжать горы полсуток, а прямиком по автотрассе часа полтора езды.

— Пожалуйста, поточнее. Это очень важно. Какая станция?

— Поточнее не знаю, — смутился Емелин.

— Ладно. — Шатохин поднялся, прошелся по номеру. — Не могли бы вы его описать? Цвет глаз, нос, губы...

— Попробую. Глаза карие, нос прямой... А вообще, если вам нужен его портрет, могу нарисовать.

— Серьезно? — Шатохин верил и не верил. В случае, если он на верном пути, удача слишком большая.

— Какие шутки. Художественную школу закончил. В профессионалы мечтал выбиться, — не удалось. До сих пор для себя рисую. Так что могу кое-что. Вам как нарисовать?

— Чтобы выглядел рисунок, как фотография на документ. Только крупнее, пожалуйста.

— Напишу пером и тушью на ватмане.

— Хорошо. Еще попрошу, если не забыли, так же других попутчиков нарисовать. И проводника. На всякий случай.

— О, это времени потребует. Раньше, чем завтра к вечеру, не смогу.

— Я подожду. Не спешите.

Разговор был закончен. Шатохин проводил инженера Емелина до двери, на прощанье пожал руку:

— До завтра. Звоните, если еще что-то вспомните.

Лагунов изменился. Ссутулился, из-за чего, казалось, стал меньше ростом; лицо с тонкими чертами заострилось, приобрело землистый оттенок. Двадцать семь лет, а выглядит куда старше.

Шатохина он узнал тотчас. Любопытство и одновременно настороженность вспыхнули в голубых глазах.

— Садитесь, Сергей Ильич, — предложил Шатохин. Вдвоем они находились в кабинете замначальника колонии.

— Как мать? — спросил Шатохин.

— Спасибо... Пишет.

— О вас положительные отзывы. Давно встали на путь исправления?

Лагунов выжидательно молчал. В глазах был немой вопрос: «Зачем пожаловал?»

— Есть мнение на поселение перевести.

— Приехали порадеть об улучшении моего бытия? — с усмешкой спросил Лагунов, глядя в окно.

— По делу приехал, Сергей Ильич. Отчасти для вас должно быть небезразлично. Хотите помочь? Мне кажется, в ваших интересах.

— Можно поконкретнее? В чем помочь? Все в свое время выложил.

— Один из проданных вами наганов так и не был найден.

— Я при чем. Мне за мое воздано. Мало, считаете?

— Не считаю. Давайте ближе к делу. Так хотите помочь?

— Говорите, — после некоторого молчания тихо сказал Лагунов.

Шатохин вынул из внутреннего кармана пиджака переснятые портретные рисунки челябинского инженера. Пять снимков — соседи по купе и двое проводников. Подал их собеседнику.

Лагунов медленно, кладя одну под другую, несколько раз просмотрел каждую фотографию.

— Вот он. — Положив сверху снимок-рисунок соседа Емелина по купе, назвавшегося строителем Аркадием, возвратил Шатохину. — Я же его приметы называл. И вам, и следователю. Стрелял, да? — В голосе Лагунова угадывалось беспокойство.