Пересечения - страница 10

— Ты тоже всегда со мной. Я только не могу вспомнить твое лицо. Отдельно — глаза, губы, руки, голос. А всю — не могу. Это плохо?

— Нет, хорошо. Ты будешь всегда хотеть меня увидеть. И называть, как сейчас назвал. Правда?

— Правда, коханна моя.

— Стин! — послышался голос старого Яна. — Веди его в дом, кофе стынет.

…Среди ночи Петр проснулся, услышав стук в окно. Он шевельнулся, но Стин лежала головой у него на груди, хрупкая, худенькая, нему было жаль будить ее.

Стук повторился.

— Девочка моя, — сказал тихо Петр, — нужно встать.

Накинув халатик, Стин вышла в коридор.

Одеваясь в чистые, выстиранные и отутюженные девичьими руками, одежды, Петр слышал глухой голос мельника из коридора.

— Нельзя, — говорил мельник. — Будем отсыпаться после того, как мофы уйдут. Разбуди его. К нему товарищ, тоже русский.

— Он чудом выжил, — громким злым шепотом говорила Стин. — Он ушел из ада. Зачем вы хотите его убить?

И тогда послышался тихий надтреснутый голос незнакомца. Коверкая немецкие и голландские слова, он говорил, что война коснулась всех, что ад на земле еще не кончился, что и сейчас гибнут люди и им нужна помощь. Пусть Петр отдаст свое оружие ему, Автандилу Табидзе, а сам останется.

Петр вышел в коридор.

— Друг! — бросился к Петру немолодой высокий мужчина с тонкими чертами лица, широкими черными бровями над отчаянными сердитыми глазами. — Нам нужно оружие. Грузинский батальон восстал на острове Тексел. Какие ребята гибнут! По острову бьет батарея Ден-Хелдера, фрицы высадили десант. Нам нужна помощь, понимаешь?! Наши отправили лодку в Англию, за помощью, но время! Дорога каждая минута.

— Нас шестеро. Что мы можем?

— Вот он, — Автандил кивнул на мельника, — говорит, что ты знаешь тайник, где спрятаны патроны и гранаты какой-то группы Хенка.

— Но я не имею права. Хенк хранил боеприпасы для восстания.

— О чем ты говоришь, кацо! Как твой язык поворачивается? Германия капитулировала, твой Хенк спит где-то с бабой, а мои братья умирают на камнях на этом проклятом Текселе.

— Хорошо, — сказал Петр, взглянул на мельника и спросил по-голландски: — Что с дамбой?

— Сегодня днем, есть приказ.

— Что? Что с дамбой? — вмешалась в разговор Стин.

— Все нормально, Стин, — сказал Петр. И повернулся к гостям. — Идите, я сейчас.

Он чувствовал, что у него нет сил прощаться со Стин, а уйти, не прощаясь, он не мог.

— Ты что-то скрываешь, Петер? Куда вы идете, что собираетесь делать? Я тоже пойду с тобой.

Петр обнял ее.

— Ты меня извини, девочка. Я поторопился. Война не кончилась, умирают мои братья. Ты слышала. И в ваш дом могут ворваться мофы. Прости меня, Стин.

Глухой влажной ночью боеприпасы были вынесены из тайника, погружены в две рыбацкие лодки.

Ветер доносил с моря редкие выстрелы: восстание на Текселе продолжалось. Петр оглянулся на товарищей и увидел рядом с собой Автандила.

— Я с вами, помогу. А завтра отправлюсь к своим.

— Спасибо. — Петр пожал его узкую ладонь.

В ночном мраке они стояли шеренгой: ленинградец Сафронов, голландский рыбак, вызвавшийся показать кратчайшую дорогу к большой дамбе, белорусы Паша и Коля, киевлянин Гончаренко и тонкий высокий Автандил. Беззвездное небо нависло над их головами и сеяло мелкий дождь, в дюнах шуршал ветер, морские волны с тяжелыми вздохами разбивались о каменистые мели. Редкая стрельба на Текселе не утихала.

Перекличка длилась несколько секунд. Затем Кучма задвигался, поднял руки, опустил и протянул Петру свой автомат;

— Отпусти меня. Я старик. Я не могу с вами. Война кончилась, а нас тут всех могут… Не могу. Старый я.

— Уходи, — спокойно сказал Петр, отбирая оружие. — Дело опасное и добровольное. Кто еще? — Увидев шагнувшего вперед рыбака, забыв, что тот не понимает по-русски, Петр махнул рукой: — Иди и ты. Доберемся сами.

Но рыбак проворчал обиженно:

— Не гони меня, Петер. Я с вами. Дай мне его автомат.

Три улицы, сходясь перед дамбой, образовывали просторную площадь, а у самого въезда на высокую насыпь, укрепленную бетонными плитами, стоял новый кирпичный дом без оконных рам.

Рядом с домом громоздились плоские деревянные ящики, которые сняли с большой, покрытой брезентом машины немецкие солдаты.