Переселенцы и новые места. Путевые заметки. - страница 3
Внутри рощи удивительно хорошо. Причудливая Азия после апрельского снежка вдруг разгорелась настоящими жарами, доходившими до 28° R. в тени, и роща развернула все свои прелести. Листья на деревьях распустились и заблагоухали. Жимолость, таволожник и шиповник зацвели один за другим. Распустились ландыши, и нигде я не видел ландышей, которые благоухали-бы так сильно и так сладко, как здешние. Травы вытягивались не по дням, а по часам. У грачей на макушках дерев начались неугомонные хлопоты и разговоры. Лягушки хохотали до упаду. И чуть не в каждом кусте пел свою хрустальную, отчетливую, глупенькую, но удивительно милую песню соловей. Роща вся дышала и дрожала этими звуками и благоуханиями. Просто нельзя было досыта налюбоваться ею, бродя между громадными стволами азиятских тополей то стоявших прямыми колоннами, то наклоненных друг к другу и перекрещенных, то прикрывавших своими кронами озерца и затоны, заросшие водяными лилиями и тростником, то расступавшихся на зеленых полянах. Кусты и более молодые и низкие вязы дополняли убранство этого живого здания рощи, ее зал и корридоров. Воздух был сухой, азиятский; ни туманов, ни росы. Зато иными ночами, вслед за знойным днем, следовали морозики, прихватившие молодой дубовый лист.
За рощей — степь. Широкая дорога идет на юг, в Илецкую Защиту. Оттуда тянутся на волах обозы с солью и караваны верблюдов с товарами. И волы, и верблюды, и скрипучие грязные телеги дики, но так оно и следует в Азии. Дорога тоже дикая, широкая, без границ, с множеством проторенных колеин. Чем дальше в степь, тем меньше движения, тем сильнее ветер. В двух верстах от города громадным четырехугольником стоит приземистый Меновой двор, теперь пустой, оживляющийся летом во время ярмарки. Меновой двор тоже что-то порядочно дикое. Извне он представляется высоким каменным забором, без окон и дверей, с двумя башнями над двумя воротами. По углам бастионы, где когда-то стояли пушки. Теперь на них поставлены скворешницы, это знамя русского мирного завоевания. Внутри Меновой двор представляет собою громадную площадь, окруженную каменным рядом лавок. Штукатурка кое-где обвалилась, везде стены загрязнены степной пылью, но это так и следует в Азии.
За Меновым опять степь, ровная как пол. Мы пробовали идти, зажмурив глаза, — и нигде не споткнулись. Еще три версты такой равнины, — и начинаются легкие холмы последние отроги Урала, расползшиеся на сотни верст в ширину. Чем выше холм, тем он бесплодней и каменистей. Мы остановились на первом. На севере виднелся на своей горе Оренбург; у подножия горы — великолепная роща; наверху стройные церкви и большие четырех- и пятиэтажные здания. Отсюда, из степи, Оренбург совсем «город на горе, дабы всем виден был». Киргизы должны рассказывать о нем в своих степях что-нибудь подобное тому, что говорят арабы о Дамаске. На юге, чередуясь, лежат цепи холмов. Там — ни здания, ни кустика, ни ручья. Взамен — дрожащее и передвигающееся марево, похожее на огромное далекое озеро. По этим бесплодным холмам и плодородным лощинам, среди миражей, еще очень недавно, на памяти старожилов, киргизы уводили русских пленников в Хиву и Бухару. Теперь чрез хивинские и бухарские земли проложена русская железная дорога. Да, мы идем вперед, мы цивилизуем, мы цивилизуемся, но надо идти еще скорей, еще скорей! И это вполне возможно. Надо только взяться за дело с той-же энергией, с какой мы воевали, строили железные дороги и проводили телеграфы.
В степи равномерно дует легкий ветер, пропитанный запахом трав, и до странности равномерно что-то говорит. Он слегка меняет интонации, меняет, должно быть, предмет своей беседы. Станьте к нему лицом, — и он говорит громче, энергичней, настойчивей. Обернитесь спиной, — он приникает к вашему уху и журчит подобно ручью, потихоньку рокочет и шепчет, слегка развевая вашу одежду и трепля волосы. Ни на секунду он не стихнет, ни разу не закрепчает. Наш извозчик выбросил из ямы набившиеся туда сухие перекати-поле, и ветер, точно обрадовавшись игрушке, подхватил их и полегоньку погнал перед собой, то катя боком, то кувыркая через голову.