Перестройка как преступление - страница 16

Такая нравственная атмосфера труда могла существовать только в условиях общины и артели, которые, по моему мнению, должны были стать примером и образцом при разработке современных форм труда. «Столбовая дорога “перестройки”, — писал я в 1986 году, — возвращение к народным основам, традициям, идеалам, культурно-историческое возрождение накопленных поколениями наших предков духовно-нравственных ценностей.

Судьба “перестройки” решается “на стыке” человека, культуры и экономики — в сфере труда. От того, сумеем ли мы остановить и повернуть вспять процессы деградации труда, возродить утраченные или деформированные трудовые ценности, во многом зависит наше будущее.

Главное состоит в том, чтобы найти в себе силы вернуться к народным основам труда, демонтировать порочные, оторванные от народных традиций и обычаев методы управления им, которые препятствуют развитию самостоятельности, инициативы и предприимчивости трудовых коллективов и отдельных работников.

Ключ к перестройке в сфере труда — в народном понимании его прежде всего как духовно-нравственной, а потом уже экономической и технико-организационной категории. Понимание труда как духовно-нравственной категории предполагает развитие его в соответствии с народными традициями и обычаями, вовлечение в культурный оборот страны тех подлинных трудовых ценностей, которые выработаны многими поколениями предков. Весь опыт современной жизни показывает, что корни традиционной культуры труда, богатейшие трудовые ценности не погибли безвозвратно, а лишь сместились на периферию нашего сознания.

Трудолюбие, добросовестное, старательное отношение к труду, самостоятельность, инициатива, предприимчивость могут возродиться только при создании благоприятных условий, и прежде всего — развития народного самоуправления, трудовой демократии».

Опубликовать эту книгу оказалось непросто. В большинстве издательств редакторы махали руками, лишь услышав ее название. В то время вынести слово «русский» на обложку без отрицательного эпитета было равносильно признанию себя «великодержавным шовинистом»^>12. Тем не менее во второй половине 80-х годов все основные части своей книги я опубликовал в журналах и газетах. Главной, конечно, была публикация ее в нескольких номерах «Нашего современника» (тираж журнала тогда был четверть миллиона экземпляров) под названием «О, Русь, взмахни крылами» и «В двух шагах от обрыва». В отклик на эти статьи мне пришли десятки писем читателей, солидарных с моими взглядами, выступавших, как и я, за реформы с национальных позиций. Я понял, что существует молчаливое большинство русских людей, которым не нравится космополитическая вакханалия, устроенная Горбачевым и «прорабами перестройки».

В 1986—1987 годах центр русского патриотического движения по-прежнему оставался в Обществе охраны памятников и в выросшей из него «Памяти», которая все больше из культурно-просветительской организации превращалась в политическую силу. Говорю об этом с полной определенностью, потому что в это время особенно сильно почувствовал на себе внимание КГБ. Поговорив с некоторыми из наших, узнал, что такое внимание к себе почувствовали и другие активисты. Куратор Института труда по линии КГБ провел со мной несколько бесед, подробно расспрашивая о моей деятельности в ВООПИК и обществе «Память». Разговоры были вполне мирными, на меня не давили, как это делалось раньше. Чувствовалось, что КГБ по распоряжению политических структур проводит зондаж настроения в нашем Обществе.

На вечере в Доме культуры «Динамо» 21 мая 1986 года Д. Васильев прочитал со сцены «Обращение Патриотического объединения “Память” к русскому народу, ко всем народам нашей великой Державы» — первый программный манифест «Памяти»».

27 декабря 1986 года «Память» выступала в ДК «Октябрь» в Риге, где Д. Васильев зачитал еще один манифест — «Новогоднее обращение патриотического объединения “Память”». От начала до конца это был манифест национал-большевизма. В нем не говорилось ни о Православии, ни о монархии. Нас же, небольшую кучку православных монархистов, Васильев называл пренебрежительно «царистами», хотя впоследствии в дискуссиях и выступлениях использовал почти все наши аргументы.