Пермская шкатулка - страница 14
КРЕЩЕНЫЙ ТОВАР Крещеный товар препровождали на реку Сосьву партиями, скованным, подобно невольникам… Михаил Лонгинов. 1867 «Коренное население заводов Богословских составляли люди, купленные у В. А. Всеволожского из вотчины последнего в Соликамском уезде. Крещеный товар препровождали на реку Сосьву партиями, скованным, подобно невольникам. Среди узников шел подле отца и матери мальчик Иван Журавлев, которому суждено было лет через десяток попасть каким-то путем из-за Урала в Петербург, вступить там в коронную службу и умереть в чине тайного советника, на должности сенатора». Так мы встретились с главным героем этого очерка Иваном Журавлевым на страницах книги известного русского библиографа и историка литературы М. Н. Лонгинова «Новиков и московские мартинисты». Дальше читать не хотелось. Претило выражение «крещеный товар». На первый взгляд кажется, что в нем нет ничего особенного, но если вдуматься — оно ужасно! Только у равнодушного и ущербного человека не взбудоражится сознание, не всполошится память. А память — она начало всему. В греческой мифологии есть богиня памяти Мнемозина, родительница девяти муз: музы трагедии Мельпомены, музы танца Терпсихоры, музы любовных песен Эрато… В той же мифологии есть Лета — река Забвения. К сожалению, в нашей стране люди в большинстве своем предпочитают пить из Леты, чтобы забыть обо всем, кроме себя. Недаром же родилось крылатое выражение: «Иваны, не помнящие родства». Память, по толкованию словаря В. Даля, «есть способность помнить, не забывать прошлого, свойство души… хранить сознанье о былом…, усвоение себе навсегда духовных и нравственных истин». Приведем цитату из рассказа писателя С. Сергеева-Ценского «Младенческая память»: «Неизвестно, что такое память; известно только, что отними ее у человека — и человека нет. Иногда не верится даже: «Я ли». Память говорит: «Ты». Она все время блюдет и сортирует, точно готовит отчет для вечности. Иногда кто-то в тебе усиленно желает забыть и не может, и это всегда бывает страшно мучительно. Иногда она подсовывает тебе то, что тебе не нужно совсем, и ты отмахиваешься с досадой: «Ну зачем мне это? Спрячь». Она спрячет на время, а потом вдруг неожиданно вскинет перед тобой опять — буквально подбросит перед глазами, как ворох опавших ярких желтых осенних листьев. Не закрывай глаз — все равно увидишь! И увидишь еще, что это зачем-то нужно и важно». Так или примерно так, после того как произошло первое мое знакомство с Ваней Журавлевым, из глубинного колодца памяти стали всплывать на поверхность эпизоды давно прочитанных воспоминаний. Поэтесса Каролина Павлова слышала в детстве, как князь П. П. Одоевский рассказывал ее отцу о том, что он продал своему зятю, французу-эмигранту графу Кенсону, пятьсот душ крепостных по копейке за душу. Он улыбался своей шутке. Душа, проданная за копейку, — это вовсе не казалось ему чем-то возмутительным. Вспомнился и другой эпизод из тех же мемуаров Павловой: взрослые говорили при ней о том, как один сенатор постарался угодить графу Аракчееву, посетившему Москву. Граф обедал у этого сенатора и слышал у него соловья, пение которого было превосходно. На другой день сенатор приказал одному из слуг взять клетку с птицей и отправиться с ней к графу в Петербург пешком, потому что так лучше для соловья и дешевле для сенатора. Слуга прошел 1400 верст (туда и обратно) по дороге самой скверной и вернулся с докладом, что соловья донес благополучно. Когда узнаешь, как издевались некоторые русские дворяне над своими крепостными кормильцами, невольно понимаешь, что революция была неизбежной. Бывало, конечно, и другое: дворяне пытались бороться с крепостным правом, даже теряя при этом жизнь и свободу. Князь П. А. Кропоткин стал известен не только научными трудами и путешествиями. Он первым исследовал территории в зоне нынешней Байкало-Амурской магистрали, теоретически открыл неведомые острова севернее Новой Земли, основал учение о ледниковой эпохе и отказался ради своих революционных убеждений от высокого социального положения, богатства и научной карьеры. Он писал: «Наука