Персидские юмористические и сатирические рассказы - страница 8

— Это, конечно, бескрайний океан знаний,— продолжал мой товарищ,— но что поистине достойно удивления, так это его доброта и человеколюбие, кои не имеют предела. Он начисто лишён каких-либо расовых, религиозных или национальных предрассудков и не обращает никакого внимания на цвет кожи, размеры черепа и тому подобное. Его можно сравнить с благодатным источником, дающим живительную влагу всем и вся, и с солнцем, светящим для всех без разбора.

— О да, мой друг,— воскликнул я,— как тут не вспомнить слова Саади: «Никто и ничто не в силах воздать ему хвалу!» Нам с тобой не дано понять всех его достоинств и знаний: «О муха, тебе ли в полете с Симургом[1] сравниться». Поэтому, ближе к делу, поведай мне историю, которую собирался рассказать.

Закурив папиросу, он продолжил свой рассказ:

— Несколько лет тому назад профессора вдруг осенила идея отправиться в путешествие по малоизведанным районам земли, чтобы изучить растительный и животный мир этих мест, познакомиться с нравами и бытом их жителей. Самые разнообразные научные учреждения с готовностью откликнулись на это предложение и подготовили все необходимое для путешествия.

Поскольку профессор был одинок, а за годы нашей совместной жизни он очень привязался ко мне, то, испросив разрешение у моего отца, взял меня с собой в качестве помощника.

После трёх с половиной месяцев морского путешествия мы достигли Океании. Здесь море напоминает Млечный Путь, только вместо звёзд сотни и тысячи островов самых разнообразных форм. Они, подобно причудливым рыбьим головам, торчат из-под воды, как бы наблюдая за движением кораблей и человеческой жизнью на земле.

Но однажды в полночь нас настигла сильнейшая буря, наш корабль разнесло в щепки, и все мы оказались в бушующем море. В этом страшном аду, в полном мраке среди воя ветра и рёва волн, аллах услышал мои молитвы, мне удалось ухватиться за какое-то бревно, и я крепко вцепился в него. После многих часов борьбы с разбушевавшейся стихией, когда шторм наконец утих, стало светлей, и тут я увидел почти рядом с собой профессора и ещё одного пассажира с погибшего корабля — китайского путешественника, которые спаслись так же, как и я, ухватившись за бревно, оказавшееся мачтой. Профессор, облачённый в цветистую пижаму, с фотоаппаратом через плечо, одной рукой держался за спасительную мачту, другой же прижимал к груди три тома своих рукописей. Завидя меня, он очень обрадовался и отрывисто произнёс:

— Какое ужасное несчастье!

Затем, оглядевшись по сторонам и увидев разделившего нашу судьбу китайца, заговорил с ним по-китайски, дабы, не теряя времени, собрать кое-какие сведения. Видимо, он говорил настолько вычурно, что китаец вынужден был отвечать ему по-английски.

— Уважаемый господин,— спросил его профессор,— не знаете ли вы, есть здесь поблизости какая-либо земля?

Китаец, считающий, видимо, что буря и кораблекрушение входят в обязательную программу морского путешествия, без малейших признаков страха, спокойно ответил:

— Да, здесь поблизости, на расстоянии двухсот — трёхсот метров, расположена обширная цветущая земля.

— Ради бога, скажите, где же эта земля? — радостно вскрикнул профессор.

Китаец спокойно, с обычной важностью и достоинством, показывая тонким желтоватым пальцем на дно моря, произнёс:

— Здесь, под водой!

Профессор не любил шуток. Он ещё шире раскрыл рот и крепче ухватился за бревно. Двое суток мы провели в таком положении. Китайцу, видимо, на полпути надоело это путешествие, так как, даже не простившись с нами, он отпустил бревно и исчез под водой. Больше мы его и не видели. Да простит его Аллах! Что касается нас, то на третий день, когда мы были уже почти без чувств, волны выбросили нас на тёмный песок какого-то маленького острова.

Профессор все ещё продолжал судорожно цепляться за бревно и был похож на выброшенную на берег рыбу. Казалось, он уже отошёл в иной мир.

Вскоре вокруг нас собрались какие-то голые и полуголые люди. Мы были страшно удивлены: почти у всех была белая кожа и говорили они на ломаном английском языке. Не обращая никакого внимания на протесты профессора, пришельцы потянули нас, как мешки с мукой, в какую-то хижину. Там они начали лить нам в горло горячее молоко и отвратительную вонючую жидкость, пока мы не пришли в чувство. В этой хижине мы находились несколько дней — ели, пили и спали и, наконец, снова обрели человеческий облик.