Персик в камуфляже - страница 16
командира роты. Никита подал мне руку, и я тоже, с горем пополам, выбралась наружу.
Тут было очень красиво. По крайней мере, мне, городскому ребёнку, так казалось. Пока все вокруг готовились к учениям, выгружали
деревянные ящики под надзором старшины, я насобирала себе букетик
милых желтых цветов, а также постояла под единственной сосной в
радиусе километра. Иголок в волосы с неё тоже, кстати, насобирала. В этой
суматохе мне всё же удалось наткнуться на Топалова.
– Привет, – поздоровалась, обнаружив его с ящиком в руках.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант!
– Спасибо за конфеты. Очень вкусные.
Он подошёл ближе, наверное, чтобы никто не мог слышать наш
разговор.
– Я вчера бесцеремонно доел твои, считай, что это компенсация.
– Нелогично.
У меня в голове пазл не сложился.
– Что нелогично? – уточнил Дима.
– У тебя есть такие хорошие конфеты, а ты мои дешёвые и не самые
вкусные кушаешь. Почему?
Топалов развернулся в противоположную сторону и ушёл, так ничего и
не ответив.
– Странный он какой-то.
Далее я наблюдала, как мои ребята стреляли из разных видов оружия.
То там покрутилась, то там, в надежде, что кто-то скажет: «Товарищ
лейтенант, а не хотите показать мастер-класс?». Увы, до меня никому не
было дела. Даже не знаю, зачем Арсентьев вообще сюда позвал. Для
количества что ли? Увидев, что солдаты готовятся метать гранаты, не
удержалась и вызвалась сама. Василий Станиславович скептически на меня
посмотрел, но позволил.
– Топалов, вместе с замполитом на огневую точку!
Мне дали в руки Ф1* – от радости я даже не успела понять, что она
тяжелее, чем те учебные, которые были у нас в академии. Прозвучала
команда, я выдернула чеку и заметила, что там, куда я целилась, неожиданно выпрыгнул заяц. Животное стало причиной, по которой я
замешкалась на долю секунды, а потом Арсентьев со всей мочи закричал:
– Бросай, дура! Она боевая!
Я бросила, только не так далеко, как должна была. Почувствовала, что
падаю, а затем меня прижало тяжёлым мужским телом к земле, прежде чем
прогремел взрыв, и земля разлетелась в разные стороны.
– Ты цела?
Сфокусировала взгляд на лице Топалова, который во второй раз
героически бросился меня спасать.
– Угу, – промычала, абстрагируясь от неприятного шума в ушах.
Дима поднялся, подал мне руку, чтобы я тоже встала на ноги. Где-то за
спиной кричал и матерился Арсентьев.
– А-ну сюда! Быстро!
Я проследовала за ним, шмыгая носом.
– Как вы? – более-менее спокойно спросил капитан.
– Хорошо.
– Ну, раз хорошо, тогда какого лешего вы творите, Любимова?! – он
перешёл на крик, – у нас не в игрушки играют, здесь всё по-настоящему, а
вы так халатно относитесь к серьёзным вещам, подвергая опасности себя и
сослуживцев!
– П-простите, – старалась подавить слезы, которые вот-вот были
готовы политься из глаз.
– За какие грехи вас мне прислали? Чем я не угодил штабу? У меня
была образцово-показательная рота, а теперь не понятно, что с вами будет.
Чувствую, нескоро мне майорские погоны ждать.
Такой ничтожной почувствовала себя в этот момент. Может
действительно армия – это не моё?
– Товарищ капитан, разрешите обратиться?
К нам подошёл сержант, игнорируя искры и молнии, которые исходили
от командира.
– Чего тебе?
– Василий Станиславович, вся рота просит не писать рапорт на
товарища замполита.
Он посмотрел на парня, затем на меня, потом снова на него.
– Вы хоть понимаете, что предлагаете мне не докладывать о ЧП?
– Так точно! Но мы все готовы забыть произошедшее, словно ничего и
не было.
Арсентьев вздохнул.
– Ладно, но если где-то просочиться, то всем будет крышка.
– Спасибо, товарищ капитан! Не просочиться – у нас крыс в роте нет.
– Свободны.
Мы с сержантом поспешили скрыться из глаз, как можно скорее. До
сих пор потряхивало от испуга, и голова болела немного, но я держалась.
– Я ничего не понимаю, сержант.
– Мы с ребятами не хотим, чтобы у вас были неприятности. Ну, ошиблись, всякое бывает.
– Спасибо огромное! Я думала, что вы меня не воспринимаете, как
офицера.
– Не воспринимаем, – сознался он, – но вы нам уже и не чужая. Вы нас
спасли от подводной лодки на плацу, а мы вас – от гнева комбрига.
Снова захотелось заплакать, но в этот раз я расчувствовалась