Персона - страница 14

Эти послания представляли собой квинтэссенцию человеческой натуры, в них обнаруживались дискуссии на любые темы – от самых пустых до самых серьезных.

В одном из них, к примеру, фигурировал вопрос о том, нельзя ли приводить на работу детей не только по средам, но и в другие дни. Мнения тут же разбились на два лагеря. Те, у кого были дети, дипломатично объясняли, что порой им жизненно необходимо приходить в офис с потомством. Бездетные же вопили в электронных письмах, что их покой свят, и выдвигали на первый план проблемы гигиены, создаваемые ребятней. Автор последнего сообщения в ответ на это рискнула напомнить, что собак в офис допускают, но бездетные тут же выдвинули аргумент в том смысле, что собаки не шумят…

Такого рода общению приличествовала традиционная американская вежливость, но за гладким, учтивым фасадом переписки, состоявшей из более двух сотен писем, таился непреодолимый раскол, и взаимопонимание выглядело недостижимым. Выигрывали на этом поприще всегда консерваторы.

Фрэнк положил на стол посредине передвижной лаборатории папку с делом Филиппа Сильвы. На данный момент у них практически не было ничего стоящего. Им повезло идентифицировать жертву по зубной карте – для этого в конечном итоге хватило пары часов.

Несколько листков дела описывали мужчину немного за сорок, девять лет состоявшего в браке и имевшего двух детей – пяти и трех лет от роду. Он жил недалеко от парка Монсо в Семнадцатом округе и занимал высокий пост в одной из транснациональных корпораций. Квартира в классическом квартале молодых пар, привыкших жить на широкую ногу, классические хобби, классическое общественное окружение, классический состав семьи.

Филипп Сильва был абсолютно непримечательный человек без каких-либо видимых шероховатостей, и вопрос «почему именно он» отнюдь не подразумевал очевидного ответа.

Чтобы оценить масштаб возможных последствий, его на время погрузили в искусственную кому. На теле жертвы, конечно же, остались самые впечатляющие следы долгих пыток, но еще важнее было определить глубину повреждений, вызванных лоботомией, а также выяснить, какой доли рассудка лишился пострадавший.

Задача обещала быть трудной, потому как о роли, которую играет та или иная часть мозга, имелись лишь самые общие представления.

Для допросов реквизировали два помещения в отделении интенсивной терапии, соседствовавшие с палатой, в которой медицинская бригада оказывала жертве помощь.

Жиль, Марион и Танги трудились над различными элементами, каждый на своем поприще. Если Марион проясняла вопросы медицинского свойства, то Жиль, не знавший себе равных в использовании самых современных цифровых технологий, прорабатывал технические аспекты, в том числе видеосъемку. Что касается Танги, то он, мастерски владея искусством вести допрос, из всей их команды лучше всех умел влезть в шкуру другого человека и вытащить информацию даже из самого норовистого свидетеля. Цель всех их действий заключалась в том, чтобы наметить для начала направление, а потом двигаться в этом направлении дальше.

Фрэнк и его команда подчинялись НБУР – Национальному бюро уголовных расследований. В этом качестве в их распоряжении имелись последние достижения в сфере биологических и технических экспертиз.

К этому Фрэнк добавил и личный штришок, создав передвижную лабораторию, которую меньше чем за час можно было развернуть на месте преступления. За основу при разработке этого уникального, единственного в своем роде большегрузного автомобиля взяли старый образец БИЖКЖ – Бюро идентификации жертв катастроф при жандармерии. Потом новобранцы целое лето его переделывали под нужды криминалистической специфики. В итоге Фрэнк и его люди получили высокомобильный комплекс, позволявший не тратить время на транспортировку и хранение образцов и, таким образом, значительно сокращавший время на анализы. Между собой они любовно называли его «Мистери-Машиной».

Фрэнк на самом раннем этапе сделал выбор, позволявший ему добиться свободы действий, уникальной для всех органов охраны правопорядка. Элита Национальной полиции формировалась в аудиториях Высшей полицейской школы в Сен-Сир-о-Мон-д'Ор. Окруженный со всех сторон будущими высокопоставленными чиновниками, он решил работать «на земле» и предпочел вертикальной карьере горизонтальную. Подобный выбор был совершенно немыслим для других, которые, жертвуя собой в стремлении к вершине, все больше желали оказаться за одним столом с генералами.