Персона - страница 9

Она вышла на середину комнаты и продолжила доклад:

– Следов немного. Преступник постоянно кружил вокруг жертвы и расхаживал по всей комнате. Что до размера обуви, я бы назвала тридцать девятый, может сороковой, с плоской подошвой без всякой рифленки. В левом углу есть еще один след, насколько я понимаю, там прямо на пол ставили рюкзак.

– Преступник, стало быть, среднего, а то и небольшого роста, так?

– Вполне возможно.

Марион дала Фрэнку несколько секунд, чтобы оглядеться. А когда он внимательно осмотрел каждый указанный ею элемент, тут же продолжила:

– Что касается стен, то здесь все несколько сложнее. Они просто в ужасном состоянии. Обследовать их и отделить интересующие нас фрагменты от остального будет очень трудно.

Расставленные по четырем углам прожектора заливали палату ярким искусственным светом, подчеркивая крохотные тени, порождаемые облупившейся на всех поверхностях краской. Те плясали на стенах, казавшихся шероховатыми и неровными, создавая пеструю, органичную расцветку.

– Спасибо.

– И последнее, патрон.

– Говори.

– Пытка продолжалась долго. Очень долго. Я обнаружила значительное количество пятен крови на разных стадиях коагуляции. Его, похоже, мучили всю ночь.

Фрэнк сделал глубокий вдох, а вместе с выдохом выпустил из себя все подсознательные ощущения: ярость, буйство, заточение, пытка, ампутация, месть, безумие, маска, чтобы скрыть лицо, а может, и индивидуальность. Все то, что инстинкт подсказал ему в качестве первых фрагментов.

Простояв минут десять на пороге палаты, чтобы внимательно все осмотреть и представить невыносимую муку жертвы, он наконец заговорил. Перед этим Фрэнк мысленно составил первый набросок произошедшего. Представил тень, часами пытавшую бедного малого. С этой минуты ему надо было как можно быстрее понять почему.

– Теперь за дело, свистать всех наверх! – бросил он, обращаясь ко всем, но в первую очередь к себе.

Каль Доу открыл дверцу, соблюдая все возможные предосторожности и стараясь как можно меньше ее касаться. Посредством самого банального контакта передавались сотни болезней, а в этих машинах кто только не ездил. Ухищрения в его случае превратились в рефлекс, и он, даже не задумываясь, пользовался ими в совершенстве.

Он вытащил носовой платок, постоянно лежавший у него в кармане и защищавший его от металла ручки и дверцы.

Потом незаметным движением его убрал, схватил багаж и направился к входу в зал для VIP-пассажиров.

В терминале 2F аэропорта Руасси – Шарль де Голль царила такая же суета, как в супермаркете накануне Рождества. Скопления людей разлетались в разные стороны, словно цунами, местами оставляя после себя ядовитый запах пота, кофе или гнилых зубов, а то и всего вместе.

Каль зашагал прямо к серпантину, ведущему к выходу на посадку. Сталкиваясь с кем-то, он не утруждал себя попытками отойти, принуждая к этому других. На самолете ему приходилось летать как минимум дважды в неделю, и просидеть в Париже семь дней подряд ему удавалось редко. Его профессиональные нужды прекрасно сочетались с внутренней потребностью демонстрировать по всему миру свою власть.

Он подошел к молодой женщине, в обязанности которой входило разводить в разные стороны толпу, предъявил ей платиновую бонусную карту постоянного авиапассажира и через несколько секунд уже стоял у контрольной стойки охраны.

Ждать Каль не любил, считая свое время неизмеримо большей ценностью, чем окружавших его людей, – весьма древний социальный маркер, который он считал делом чести тщательно поддерживать. Терпению полагалось играть важную роль для среднего класса трудяг, но отнюдь не для таких, как он.

Контроль прошел быстро, точностью Каль тоже очень дорожил. Все предметы, в отношении которых требовалась проверка службы безопасности, располагались в строго отведенных им местах и в надлежащем порядке. Минут через десять после приезда в аэропорт он уже входил в зал выхода на посадку, вступая в непростой, деликатный мир.

Каль летел в Канн на Всемирный фестиваль рекламы. Тем утром на борт лайнера «Airbus А321» вылетом в 8 часов 25 минут предстояло подняться его многочисленным коллегам – мужчинам и женщинам, трудившимся в сфере рекламы, маркетинга и цифровых технологий. Все они символизировали собой небольшую семью – счастливый плод глобализации. Семью очень разнородную, не объединенную ни общими верованиями, ни культурой, ни историей, но при этом понимающую правила игры и умеющую ориентировать их на получение прибыли. В глубинах этого микрокосма Каль воплощал собой признанного профессионала, вызывавшего восхищение, но в первую очередь – зависть. Он привлекал к себе взгляды, а самые дерзкие, как правило, старались вступить с ним в контакт.