PERSONALITY [СИ] - страница 20

— Джастин, не надо. Пожалуйста, я люблю тебя.

Самый ужасный голос, который вы могли бы слышать. Он такой умоляющий и дрожащий, что половину слов можно и вовсе не понять.

— Конечно, — улыбается Джастин и медленно надвигается на неё.

— Прошу, — тихо шепчет Элис и закрывает глаза, утыкаясь в колени.

Он останавливается возле неё и смотрит таким надменным взглядом. Элис начинает дрожать и всхлипывать, когда чувствует, как грубо хватают ее за руку и поднимают на ноги. Она поднимает голову и смотрит на Джастина, который без интереса наблюдает за ней.

— Джастин…

— Заткнись. — рычит Джастин и смотрит на грудь Элис, — Сними майку.

Элис начинает больше плакать и её руки тянутся к майке. Она понимает, что нельзя отказывать ему. Нельзя что-то говорить. Вообще.

Медленно снимает её и откидывает в сторону, закрываясь руками.

— Ты очень красивая, Элис, — усмехается Джастин и наблюдает за тем, как Элис больше закрывает грудь. Он не хочет ее. Ему смешно.

— Джастин, не надо.

— Знаешь, сначала я подумал, что ты не сможешь помочь Биберу, а потом… Я увидел, как ты смогла остановить его. Два раза, Элис. Тебе не стыдно? Это всегда было моей частью. А ты забрала самое интересное. Никогда не знаешь, сможешь ли остановиться.

Элис смотрит в чёрные глаза Джастина и закусывает губу, когда чувствует, как его руки тянутся к ней. Страшно и больно. Он так быстро отбрасывает ее в сторону, как тот стол. Она оседает, как осадок в противоположной стороне и прикладывает ладонь к губе, которая к чёрту разбита. А потом с её головы начинают капать алые капли крови. Она закрывает глаза и поднимается на ноги.

— Сильная, сука.

Джастин начинает подходить к ней и жёстко берёт за волосы, сжимая их. Он впивается в её такие уже алые губы и терзает их. Элис начинает отбиваться, но когда Джастин ударяет её по животу, она задыхается и скрючивается, а он отходит, смотря на это жалкое зрелище.

— Ты не на того напала, девочка. Прости. Хотя, мне плевать. Как и Биберу, когда убил меня.

Элис чувствует боль во всем теле и оседает на пол, смотря на Джастина.

— Я хочу, чтобы ты сдохла. Так что я хочу, чтобы ты резала вены. Хочу видеть твою боль.

— У меня нет лезвия.

Джастин усмехается и смотрит в сторону зеркала, а потом разбивает его с помощью своего кулака. Не опасаясь острого предмета, берет его в руку и протягивает Элис.

— Знаешь, я мог дать тебе таблеток, и ты бы наглоталась их. Но так интересней.

Она прикладывает лезвие к кисти руки и видит синие вены. Ей никогда не приходилось резать себя, но сейчас. Сейчас. Она хочет, чтобы Джастин вернулся. Её Джастин. Пожалуйста.

— Быстрей. Я чувствую, как моя личность начинает убывать.

Элис уже не плачет, потому что все слёзы пролиты. Её голова начинает болеть, тело ломит, и она не хочет вот так умирать. Она ещё молода, но если это судьба?

— Сука! — кричит Джастин и выхватывает лезвие из рук Элис, слегка порезав её.

Садится рядом и берёт правую руку, а Элис просто смотрит на профиль Джастина. И если смерть ждет её, то только рядом с ним. Даже так. Чувствует, как сердце, не переставая, бешено колотится. Закрывает глаза и сжимает скулы, чтобы не закричать.

Джастин делает три глубоких горизонтальных полосы и откидывает её руку, потому что Элис начинает кричать и сжимает руку. Это не больно. Джастин знал это чувство. Хотя, если глубоко… Кто знает?

— Джастин, — шепчет Элис и сжимает руку, заставляя кровь пойти еще гуще.

— Ты просто встала на моём пути, малышка.

Маленький мальчик любил рисовать. Его рисунки были не очень замысловатыми, но он, правда, старался. Иногда он сидел на кровати, иногда прятался в чулане, а иногда в ванной. Предмет для рисования? Дайте подумать. Лезвие. Что рисует? Горизонтальные или вертикальные полосы. Но однажды он написал свое имя. Он ненавидел его. Картер.

Белый оттенок.

Как кафель в моей ванной комнате.

Как дым, выходящий изо рта.

Как лак на моих ногтях.

Такой просторный оттенок, который обволакивает тебя. Заставляет прикрыть глаза и щуриться от яркого света. Вдыхаешь табачный дым, такой же белый, как потолок в моей комнате. Облизываешь сухие и побледневшие губы, уверяясь в том, что давно уже не говорила.