Персонаж. Искусство создания образа на экране, в книге и на сцене - страница 9

стр.

Поскольку в обыденной жизни нам отказано в удовлетворении эмоциональных потребностей такими опасными средствами, как, например, месть, мы удовлетворяем их, запоем поглощая сюжетные истории. Они переносят нас в бесчисленные миры, однако проводниками за пределы нашего бытия служат именно персонажи, а движущей силой этих воображаемых путешествий – сопереживание.

Разнообразие сложных персонажей, появившихся на свет за долгие столетия существования литературы, намного превосходит круг людей, которых мы встречаем в своей жизни, и ощутимо обогащает наше понимание тех, кого мы все-таки встретим. И поскольку персонажей мы знаем лучше, чем реальных людей, мы любим их так, как редко любим окружающих. Ничего удивительного – ведь людей, даже самых близких, мы знаем отнюдь не так хорошо. А если вы мне не верите, если вам кажется, что вымысел не способен превзойти действительность, подумайте: возможно, писательский труд – это не ваше.

2

Дилемма Аристотеля

Сюжет и персонаж

Термины «движимый сюжетом» и «движимый персонажем» придуманы кинокритиками в середине XX века, чтобы подчеркнуть разницу между голливудскими фильмами и европейским кино – или, в их понимании, между массовым развлечением и высоким искусством. Вскоре в таком же ключе начали писать и литературные критики, отделяя «настоящую литературу» от «чтива». Если поначалу околобродвейские постановки служили поводом для спектаклей на Бродвее, то в 1960-х для театрального мира Нью-Йорка по 42-й улице прошел водораздел между искусством и деньгами. Та же ситуация повторилась и в английском театре, который разделился на традиционные площадки лондонского Вест-Энда и экспериментально-авангардный «фриндж». Годы спустя американское телевидение, расколовшись на каналы по подписке и финансируемые за счет рекламы, противопоставило персонажное искусство для взрослой аудитории сюжетному коммерческому развлекательному продукту для семейного просмотра.

Градация аристотеля

Это деление уходит корнями в античную эпоху. В своей «Поэтике» Аристотель представил шесть составляющих драматического искусства (от самого главного к наименее значимому) с точки зрения творческой сложности и важности для произведения: 1) сюжет, 2) персонаж, 3) смысл, 4) диалог, 5) музыка, 6) зрелище.

Он считал, что события требуют от драматурга большего художественного мастерства и воздействуют на зрителя сильнее, чем персонажи. Его точка зрения преобладала на протяжении двух тысячелетий, однако, начиная с «Дон Кихота», господствующие позиции в повествовательном искусстве завоевывает роман, и к концу XIX века те, кто размышлял о писательстве, меняют местами в списке Аристотеля первые два пункта, заявив, что читателю нужны в первую очередь запоминающиеся персонажи. Череда событий, образующая сюжет, утверждают они, – это просто нить, на которую автор нанизывает своих героев.

По этой теории сюжет представляет собой действия и реакции на физическом и социальном уровне, а персонажи сведены к мыслям и чувствам в области сознательного и подсознательного. В действительности же эти четыре сферы в равной степени влияют друг на друга.

Когда с персонажем происходит некое событие, оно тотчас отражается в его сознании, поэтому в его внутреннем мире оно переживается одновременно с тем, что происходит в мире внешнем. Верно и обратное: когда персонаж принимает решение, события внутреннего мира – в попытках это решение осуществить – превращаются во внешние. Внешние события и внутренние переживания перетекают в потоке ощущений с одного плана на другой, изнутри наружу и обратно, отражаясь друг на друге. Сводя определение сюжета только к внешним действиям, мы упускаем из виду большую часть того, что происходит в жизни человека. Противопоставлять сюжетность и персонажность как движущие силы произведения ошибочно – и было ошибочно с тех самых пор, как Аристотель составил свой список.

Спрашивать, что именно, сюжет или персонаж, сложнее в творческом отношении и важнее в эстетическом, категорически неверно. Выяснять, который из них превосходит другого, попросту нелогично, поскольку, по сути, они являют собой единое целое: сюжет – это персонаж, а персонаж – это сюжет. Это две стороны одной и той же повествовательной медали.