Перстень царицы Савской - страница 17

– Все вполне объяснимо, – изрек Хиггс с видом оракула. – Эти несчастные холмы похожи друг на друга, как две жемчужины в ожерелье мумии, поэтому невероятно трудно отличить их. Дайте флягу, Адамс, мне смертельно хочется пить.

– Нет, – коротко ответил я, – потерпите, иначе вас еще больше будет мучить жажда.

– Вы мне отказываете? А, я понимаю, но вы зря расстраиваетесь. В Зеу скоро спохватятся, что мы не вернулись, и пошлют кого-нибудь нас разыскивать. Нам придется лишь подождать, пока выглянет солнце.

Пока он говорил, воздух наполнился странными поющими звуками, которые не поддаются описанию. Я знал: они происходят от того, что бесчисленные миллиарды песчинок трутся друг о друга. Мы обернулись, чтобы посмотреть, откуда доносятся эти звуки, и увидели вдали с ужасающей быстротой несущееся по направлению к нам густое облако; впереди него, крутясь столбами и воронками, мчались облака поменьше.

– Песчаная буря, – объявил Хиггс, и его румяное лицо немного побледнело. – Скверно! Вот что значит утром встать не с той ноги. А во всем виноваты вы, мой друг Адамс. Ведь это вы стащили меня с постели ни свет ни заря, несмотря на мои протесты.

– Вы несколько суеверны, профессор, – улыбнулся я, – что странно для такого ученого человека.

– Будешь тут суеверным! – нахмурился он. – Что теперь делать? Спрятаться за холмом и подождать, пока буря пройдет?

– Не надейтесь, что она минует так скоро. По-моему, все, что нам остается, – это читать молитвы, – заметил Орм. – Похоже, наша песенка спета, – прибавил он немного погодя. – Зато вы убили двух львов, мистер Хиггс, а это уже кое-что. Погибать не так обидно.

– Хватит издеваться, черт возьми! Если вы умрете, Оливер, мир потеряет не так много, а если умру я, – потеря куда более ощутимая. Я не желаю, чтобы меня замела какая-то песчаная буря. Я хочу жить и написать книгу про Мур.

Хиггс с благородным возмущением погрозил кулаками надвигающимся облакам песка. В этот момент он напомнил мне Аякса, бросавшего вызов молниям. Тем временем я успел обдумать создавшееся положение.

– Слушайте, друзья, – начал я, – единственная возможность уцелеть – это остаться здесь, потому что, если мы тронемся с места, нас немедленно засыплет заживо. Смотрите, вот сравнительно твердый участок, где мы должны улечься. – Я указал на гребень холма, который образовался из слежавшегося песка. – Живо ложитесь, – скомандовал я, – и накроемся львиной шкурой. Авось она не даст песку задушить нас. Торопитесь! Пора!

Не успел я закончить фразу, как, грохоча и ревя, вплотную приблизилась буря. Едва мы успели устроиться, подставив ветру спины и спрятав под львиной шкурой рты и носы, точно так же, как при подобных обстоятельствах поступают с верблюдами, налетел шквал, принеся с собой полный мрак.

Много часов пролежали мы в неудобных позах, не в состоянии ни выглянуть, ни сказать друг другу хотя бы слово. Кругом стоял несмолкаемый грохот. Лишь время от времени мы приподнимались на локтях и коленях, чтобы стряхнуть со шкуры навалившийся на нее песок, тяжело давивший на наши спины, – иначе он заживо похоронил бы нас. Затаившись под вонючей шкурой, мы маялись от жары и жажды, не имея возможности достать флягу и сделать по глотку воды. Но самые сильные страдания причинял проникавший сквозь нашу легкую одежду песок, до крови натиравший тело. Хиггс бредил и, не переставая, что-то бормотал себе под нос.

Однако физический дискомфорт сослужил нам хорошую службу, ведь иначе мы, устав и измучившись, заснули бы так, что никогда больше не проснулись. Но это я теперь способен рассуждать здраво, а тогда нам казалось, что мы не вынесем испытаний и погибнем. Позднее Оливер признался мне: последней мыслью, промелькнувшей в его голове, перед тем как он впал в беспамятство, была та, что он сильно разбогател, продав китайцам секрет изобретенной им новой пытки песком, который сыплют на жертву под сильным давлением воздуха.

Немного погодя мы потеряли счет времени и лишь гораздо позже узнали, что буря продолжалась почти двадцать часов. К концу ее мы все трое, по всей вероятности, находились в полубреду. Тем не менее, я помню ужасающий вой и стоны песка и ветра. Словно воочию, я увидел перед собой лицо Родрика – любимого, давно утраченного мною сына, ради которого я и терпел все эти муки. Следующим видением стало то, что меня пытают дикари, прижигая мне ноги раскаленным железом или направляя на них через лупу сноп солнечных лучей. Со страшным усилием я разлепил веки и увидел, что буря пронеслась, а безжалостное солнце печет мою покрытую ссадинами кожу. Я протер залепленные грязью глаза, посмотрел вниз и заметил два бугра, из которых торчали две пары ног, некогда белых. Вдруг одна пара более длинных ног задвигалась, песок заколыхался, и Оливер Орм поднялся из кучи песка, произнося какие-то непонятные слова. С минуту мы смотрели друг на друга в оцепенении – настолько ужасен был наш внешний вид.