Пертурабо: Молот Олимпии - страница 4

На первый взгляд он не производил впечатления. Тонкие конечности. Округлый живот, ясно различимый под царственным пурпурным хитоном. Редкие черные волосы, зачесанные так, чтобы прикрывать череп, а на деле лишь подчеркивавшие жидкость шевелюры. Длинный торчащий нос, близко посаженные глаза. В окружении стройных, опрятных, симпатичных помощников и толп патрициев, поголовно выше ростом и богаче одетых, он еще больше походил на человека, с которым жизнь сыграла злую шутку.

Но в действительности все эти придворные были лишь напыщенными павлинами, льнувшими к ястребу, угнездившемуся на монументальном троне. Каким-то невероятным образом сооружение из многих тонн камня не довлело над маленьким человеком, а, напротив, возвеличивало его. Так же и статуи — вроде бы внушительные и статные, в своем гигантизме они выглядели нелепо и смешно. Бессильные, слепые, мертвые великаны.

А тиран Лохоса — Даммекос был полон жизни.

В скромной плотской оболочке была заключена великая воля, а за простоватым лицом чувствовался острый разум. Он пытался казаться спокойным, но Пертурабо отчетливо видел, что король едва ли не дрожит от предвкушения встречи, и в груди всколыхнулись подозрения — что этому человеку нужно от него?

Отряд остановился у помоста. Мильтиад схватил мальчика за плечо и с силой толкнул вниз, принуждая стать на колени. Будучи на голову ниже суб-опциона, ребенок даже не пошевелился, причем безо всякого видимого усилия, словно высеченный из камня.

Даммекос нервно махнул солдату, слишком возбужденный присутствием гостя, чтобы заботиться о тонкостях дворцового этикета. Мильтиад отступил и вместе с тремя своими людьми сам преклонил колено.

Вперед выступил герольд.

— Слава великому Даммекосу, — провозгласил он ясным, красивым голосом, — восьмому по имени, тирану Лохоса, третьему из двенадцати Тирантикос, властителю Ирекса, Керройтана, Домминики и септологий Альки. Слава великому Даммекосу!

Солдаты в зале притопнули. Герольд благоразумно ретировался.

Правитель покрепче сжал свои скипетры.

— Итак, Мильтиад, что тут у нас? — Он говорил быстро, не тая любопытства. У него был относительно приятный голос, а в словах ощущалось тепло, но под маской обаяния ему не удавалось спрятать ни свой интеллект, ни жадность. — Ручаюсь, это и есть тот мифический мальчик из Халдицеи. Гляди ж ты, никакой и не миф!

— Это он, мой король, — произнес суб-опцион.

— Признаюсь, не ожидал, что ты вернешься так быстро, — сказал тиран. — Ты превзошел себя. А ведь отбыл всего-то прошлой ночью! Не ты ли неделю назад причитал, сколько времени уйдет на то, чтобы прочесать Халдицею и найти его? Похоже, ты ошибался.

Придворные засмеялись и стали шептаться, прикрывая рты ладонями.

Мильтиад поднял глаза.

— Мы нашли его здесь, мой король, на Фригейском утесе, буквально сразу за дорогой на Ирекс. Пастухи заметили его вчера — он карабкался, и мы встретили его наверху.

— И где те пастухи?

— Со своими стадами, мой король.

— Мильтиад! Какой пример ты подаешь нашему гостю? Где твоя щедрость? — добродушным тоном Даммекос пожурил солдата. — Проследи, чтобы их наградили. Пять лоханов каждому!

— Будет исполнено, мой король, — отчеканил субопцион.

Даммекос обратился к мальчику. До сего момента он лишь алчно оценивал его, не вступая в разговор, словно Пертурабо был нс живым мыслящим существом, а произведением искусства, которое тиран собирался купить. Но теперь правитель широко улыбался и смотрел прямо в его льдисто-голубые глаза.

— Ты, должно быть, тот ребенок с Халдицейского нагорья, — задумчиво произнес он. — Не представляю, как может быть иначе. Я никогда не видел столь прекрасно сложенного и зрелого юношу. Истории явно скромничают.

— Я не знаю, обо мне ли речь, — тихо сказал Пертурабо.

Настал его черед пристально изучать Даммекоса. Король лишь снисходительно улыбнулся мальчишеской дерзости.

— Ты не знаешь?

— Я ничего не помню до вчерашнего дня. Я вижу себя уже на середине склона и дальше карабкаюсь до конца. До того — ничего.

— И как же ты там оказался?

— Не знаю. В голове пустота.

— «Мой король»! — зашипел Мильтиад. — Обращайся к нему «мой король»!