Перуново урочище - страница 11

Он плотно закрыл за собой дверь в снял папаху. Черные, растрепанные волосы упали на высокий белый лоб и спустились на прозрачные, немигающие глаза.

— Прости, Вера Алексеевна! Поздний гость — всегда помеха! — произнес он вкрадчивым голосом, подозрительно оглядывая приезжего инженера.

— Пожалуйста, пожалуйста, отец Яков! — заторопилась Королькова. — Что за позднее время? Еще совсем рано, да, кстати, вот они приехали, о Петербурге рассказывали.

Высокий человек поклонился в сторону Барсова, повертывая голову так, чтобы лучше слышать доносившиеся от прииска голоса.

— У вас там исправник, видно, кого-нибудь ищет? — спросил он вскользь, теребя реденькую бородку и пристально глядя на Веру Алексеевну.

— Беглого… — ответила она. — Да сюда исправник не придет. Он с мужем не в ладах.

— Мне что ж? — пусть заходит… — пробормотал гость, опуская глаза и сжимая тонкие, узловатые пальцы.

На нем был узкий черный подрясник, подпоясанный широким ремнем, и длинные простые сапоги.

— Из столицы прибыли? — произнес он, осторожно вытягивая шею к сторону инженера.

— Да, из Петербурга.

— Шумный, большой город! Трудно и хитро в нем жить, — продолжал гость, присаживаясь к столу.

— А вы бывали там? — спросил Барсов.

— Бывал… много раз. Грешный город, как и все.

— Ну, я думаю, что Петербург грешнее других городов, если уж говорить о грехе! — засмеялся инженер.

— Нельзя этого сказать! — твердо возразил отец Яков.

— В городах повсюду живет только один большой грех. И тяжелее его нет на земле и страшнее нет во всем мире греха.

Барсов взглянул на Веру Алексеевну. Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях, и, не сводя глаз с подвижного лица гостя, слушала.

— Вы какой грех имеете в виду? — спросил инженер.

— Страшный грех забвения себя и других, — ответил высокий человек и поднял голову. В его глазах загорелись яр-кия искорки. — Забвение…

— Я вас не понимаю, — пожал плечами Барсов. — Я думаю, что в городах, наоборот, люди слишком заботятся о себе, и вся их жизнь уходит на борьбу за свое благополучие.

— Вот это и есть забвение! — воскликнул, возбужденно смеясь, отец Яков. — В этой борьбе люди забывают о том, к чему они приспособлены, для чего созданы, что им может доставить радость, настоящую радость, истинное счастье. Ведь только глубокою радостью, полным счастьем могут люди быть угодными Богу!.. Только этого никто не хочет понять. Люди выдумывают для себя всякие радости и ненастоящее счастье, а потому все ропщут, все страдают. В работе, в спешке, усталые и загнанные, люди забывают о себе, хотят переродиться, как машину приспособить себя к тому, что сами выдумали и что им вовсе не нужно! И так проходят года, человек забывает себя, свои желания и тоску, рядится в разные тряпки и теряет себя совсем. Не узнать его потом! И в городах никто никогда не станет на правильный путь…

— Да, вы совершенно правы! — задумчиво произнес инженер. — Только я думал, что вы о городском разврате будете говорить.

— Разврат — это иногда спасение… В нем человек проявляется… Лучше это, чем всю жизнь притворяться, себя и других калечить.

— Лучше, однако, чтобы не было разврата.

— Конечно! — подтвердил отец Яков. — Городской разврат все-таки, в конце концов, обман или насилие. Но это преступление меньше, чем убийство, а убийство меньше, чем забвение души других, так или иначе связанных с вами. Ведь что делают люди? Забыв о себе, они с головой уходам в работу, и вся их забота — накормить, одеть жену, сестру, мать, детей. Только о теле думают все. А до души, до того, кто к чему рвется, о чем тоскует, в чем сомневается, — никому нет никакого дела! И выходит так, что возьмут самого близкого, родного человека и бросят его без помощи, без счастия на пустырь. Бьется он там, плачет, скорбит, а года проходят безрадостно, беспросветно, одиноко. Мечется он, ища счастия, ошибается, грязнит душу, теряет себя. Оглянется вдруг и увидит, что молодость, силы и надежда — все, все ушло, сгинуло, умерло…

Барсов внимательно слушал этого странного человека, говорящего с таким горячим убеждением в голосе.

— Великий грех гнездится в городах, и бежит он уж оттуда в села и деревни! Я видел его повсюду. И нет уж сил бороться с ним! Нет! Велик он и могуч!