Первая мировая война. Борьба миров - страница 16
Между тем шло время, и уже запахло мировой войной. Как ведет себя Николай II? Казалось, тот после проигранной войны с Японией и чудовищного побоища, которое устроил своему народу на Дворцовой площади 9 января 1905 г., станет умнее. И не будет желать новой войны, понимая всю губительность ее для России.
Риторика его вроде бы направлена на сохранение мира. В беседе с русским послом в Болгарии Неклюдовым Николай II заметил: «А теперь, Неклюдов, слушайте меня внимательно. Ни на одну минуту не забывать тот факт, что мы не можем воевать. Я не хочу войны. Я сделал своим непреложным правилом предпринимать все, чтобы сохранить моему народу все преимущества мирной жизни. В этот исторический момент необходимо избегать всего, что может привести к войне, нет никаких сомнений в том, что мы не можем ввязываться в войну — по крайней мере, в течение ближайших пяти-шести лет, —до 1917 г. Хотя, если жизненные интересы и честь России будут поставлены на карту, мы сможем, если это будет абсолютно необходимо, принять вызов, но не ранее 1915 г. Помните — ни на одну минуту раньше, каковы бы ни были обстоятельства или причины и в каком положении мы бы ни находились».
Уйма миролюбивых фраз. И все открещиваются от войны. Писатели, философы, поэты в каком-то ослеплении упивались «золотыми лучами мира». Послуживший на дипломатическом поприще в Пекине, Афинах, Штуттгарте, Мадриде, Цетинье немало лет Ю.Я. Соловьев признался, что даже накануне войны, осенью 1913 г. он «не думал, что мы уже почти накануне ее и в преддверии ряда столь тяжелых лет». Д. Кончаловский в очерке «Состояние русского общества перед войной 1914 г.» уверял, что российская дипломатия, в отличие от германской, французской, английской «в случаях, когда дело шло о Европе, большей частью бродила подобно странствующему рыцарю по белому свету, преследуя фантастические планы, радея о чужих интересах и целях, беспричинно создавая себе врагов, иногда даже выращивая таковых себе на будущее время за счет усилий и жертв собственной страны». Но так ли это на самом деле?
Германия требует свою долю
Крупнейшие страны рвали Землю на части. В стае этих прожорливых и ненасытных хищников выделялись лидеры — Англия, США, Франция, Германия, Япония, Австро-Венгрия и Россия. Меж ними развернулся спор. Германия, лишь недавно набравшая экономическую и военную мощь, опоздала к разделу колониального пирога. Доставшиеся ей жалкие крохи, вроде установления протектората над рядом территорий в Африке, захват мелких кусков земли в Китае и Юго-Восточной Азии, не могли удовлетворить Германскую империю Она хотела серьезной доли, т. е. передела колоний.
Позицию империалистических кругов Германии сформулировал О. Ниппольд в книге «Германский шовинизм», где привел следующую красноречивую выдержку из резолюции, принятой на собрании империалистов (1912): «Мы не можем переносить более положение, при котором весь мир станет владением англичан и французов, русских и японцев. Мы не можем также верить, что только мы одни должны довольствоваться той скромной долей, которую уделила нам судьба сорок лет назад. Времена изменились — и мы не остались теми же… Ныне для Германии больше не представляет важности вопрос, как она ведет свои дела в мире… Только приобретением собственных колоний мы можем обеспечить себя в будущем».
Если исходить собственно из общепринятой логики империализма, немцы были абсолютно правы в своих желаниях. Великие вопросы «могут быть разрешены не речами и подачей голосов, но мечом и кровью» (Бисмарк). Немцы, как и все западные «демократии», хорошо усвоили истину, что сила и интересы являются наивысшим правом («Unzer Interesse ist unser Recht»). Потому крупнейшие страны на мировой арене вооружались бешеными темпами. Половину бюджета Германии составляли расходы на военно-промышленный комплекс (1914). О международном праве забыли напрочь. Все решалось только с позиции силы. Отсюда и взлет интереса к геополитическим исследованиям в Англии, США, Германии, России (Г. Макиндер, А. Мэхэн, Дж. Гобсон, Т. Веблен, К. Клаузевиц, К. Хаусхофер, А.Н. Куропаткин, В.И. Ламанский, В.И. Ленин). И хотя немецкий социолога. Вебер считал, что было бы «слишком просто» выводить объяснения Первой мировой войны из перехода от свободной, экспансионисткой конкуренции к монополизации и перераспределению, и «слишком поверхностно» объявить все это «эрой империализма, стремящегося к переделу мира с позиции силы», только так оно и было.