Первая заповедь блаженства - страница 13

стр.

Ангел был одет в какой-то длиннополый балахон, вроде халата, украшенный вышивкой, с широкими рукавами и длинный — до земли. Никаких крыльев под ним не угадывалось. Все-таки, Ангел и впрямь был просто-напросто толстый, и поэтому не мог носить нормальную одежду. И вообще, скорее всего, это был никакой не Ангел, да и я, кажется, не в раю…

— Значит, это и есть тот самый Илья Арсеньев, который решил, что сможет от нас сбежать? — спрашивал, тем временем, страшный доктор, кивая в мою сторону.

Его друг кивнул.

— Отважный малый! — сказал доктор. — Только глупый. Или слепой. Он что, не видел, какие у нас стены?

Толстый пожал плечами.

— По его милости все врачи с рассвета по лесу шастают, — усмехнулся доктор. — Делают вид, будто ищут сбежавшего пациента. А чего его искать? Проголодается — сам прибежит, как миленький. Сколько уж раз так было! Но раз главврач приказала — нужно выполнять. Вот народ и гуляет. Грибы собрали подчистую. Нам с Вафлей почти ничего не досталось…

Собака, услыхав свое имя, заскулила от избытка чувств.

Аллея свернула к длинному одноэтажному строению с маленькими окошками и большими дверями. У стены лежала куча опилок, а рядом в загоне гуляли две лошади. Доктор подвел серого коня к дверям, без всякого предупреждения сдернул меня с его спины и аккуратно поставил на ноги.

— Приехали, — сказал он.

— До вечера, — широко улыбнулся он, хлопая своего толстого приятеля по плечу, — заходи, отпразднуем твое возвращение!.. Пойдем, Пашка! — сказал он коню и увел серого на конюшню.

Собака Вафля, поскуливая, заметалась между конюшней и толстым, но в конце концов убежала за за хозяином.

Толстяк повернулся ко мне и неторопливо промолвил:

— Будем знакомы, меня зовут Каарел Томмсааре.

Я чуть не сел на кучу опилок. Надо же было так опозориться! Принять обыкновенного врача за Ангела! Теперь я прекрасно видел, что в облике доктора нет ничего таинственного. Глаза — просто холодные стекляшки, волосы — белёсые, как солома у конюшни. Лицо — надменная прибалтийская физиономия, бледная до зелени. Краше в гроб кладут, как говорится. А туда же: рвётся меня лечить!..

Скривившись от разочарования, я процедил:

— Очень приятно.

Доктор повернулся и заколыхался в сторону аллеи; я поплелся следом.

— Зови меня Каарел, — по-прежнему не спеша продолжал доктор, — тебе я это разрешаю. Ведь ты приехал насовсем…

Я громко усмехнулся. Я, в общем-то, совершенно не собирался с ним разговаривать, но просто обязан был кое-что прояснить.

— Позвольте вам напомнить, дорогой Каарел, — проговорил я с изысканной издевкой, — что я сюда не приезжал. Меня привезли насильно. А вы уломали профессоршу оставить меня здесь. Я не стану спрашивать вас, зачем вы это сделали. Признаться честно, мне на это абсолютно наплевать. Но смею заметить, что я вас об этом не просил, и потому…

Доктор, надо сказать, проявлял удивительную выдержку. Как я ни изощрялся в издевательствах, он продолжал невозмутимо топать вперед, лишь изредка поглядывая на меня одним глазом.

Постепенно мое ораторское вдохновение начало угасать. Я еще некоторое время пыжился, а потом позорно умолк на полуслове… И вдруг меня осенило: ведь господин Томмсааре — врач! Он считает меня больным, а на больных не принято обижаться!..

— Мы пришли! — объявил доктор.

Мы очутились перед аккуратным забором, за которым виднелся большой деревянный дом, утонувший в яблонях. На доме висела табличка: "Корпус 7". Неожиданно кусты у калитки зашевелились, и я услышал, как кто-то быстро прошмыгнул к дому.

— Атас! Эстонец идет! — донёсся до меня чей-то сдавленный крик.

Доктор покачал головой.

— Я же говорил им, что я не эстонец, — промолвил он, отворяя калитку. — Я сэту!

В доме было тихо. Дверь была слегка приоткрыта. Доктор остановился в трех шагах от крыльца и взял прислоненную к стволу яблони длинную палку. Ею он осторожно толкнул дверь…

На порог со страшным грохотом полетело мусорное ведро. Кто-то торжествующе завопил, но в следующий миг вопль перешел в стон разочарования. Доктор взял меня за руку и, старательно перешагивая через яичную скорлупу, поднялся на крыльцо.