Первенцы русской свободы - страница 6
.
Велика роль Пушкина в судьбе Раевского, которого он предупредил 5 февраля 1822 года о готовящемся аресте, что дало последнему возможность уничтожить компрометирующие его документы, и особенно те, которые, попав в руки следственной комиссии, привели бы к раскрытию заговора, зреющего на юге. Был предотвращён разгром не только Кишинёвской и Тульчинской управ, но и всей организации декабристов.
Существенные наблюдения были сделаны Щёголевым и в работе «Зелёная лампа», исследующей ранний этап творческой и общественной деятельности А. С. Пушкина[16]. Тонкий анализ, проведённый исследователем, позволил ему вполне обоснованно отвергнуть пущенную в своё время Бартеневым и Анненковым версию об «оргиастическом» и «эпикурейском» направлении данного кружка. Анализируя творчество Пушкина периода 1818—1820 годов, Щёголев приходит к выводу, что произведения поэта данного момента «с совершенной достоверностью… открывают, что политический характер, по меньшей мере, был далеко не чужд общению членов кружка»[17]. Приведя слова поэта о том, что «ум высокий можно скрыть безумной шалости под лёгким покрывалом», Щёголев вполне справедливо замечает, что «это-то лёгкое покрывало безумной шалости до сих пор не сдёрнуто с разумного и вольнолюбивого кружка»[18].
Вполне обоснованный вывод Щёголева о том, что «Зелёная лампа» была не только литературным кружком, но, прежде всего, обществом с явной политической окраской, «местом пропаганды их идей»[19], был принят и развит последующими исследователями. Щёголев справедливо заметил, что «Зелёная лампа» являлась одним из тех «вольных обществ, создание которых было предусмотрено уставом Союза благоденствия, „Зелёной книгой“. Позднейшие исследования помогли окончательно определить характер общества „Зелёная лампа“ — оно было „побочной управой“ Союза благоденствия»[20]. Щёголев был близок к этому выводу, когда писал, что «кружок как бы являлся отображением Союза благоденствия» и «неведомо для Пушкина, для большинства членов, Союз давал тон, сообщал окраску собраниям „Зелёной лампы“. И, несмотря на то, что Пушкин не был членом Союза благоденствия, не принадлежал ни к одному тайному обществу, он испытал на себе организующее влияние тайного общества»[21].
Этот вывод Щёголева важен сам по себе, а также для понимания периода 1818—1820 годов в истории жизни и творчества Пушкина. «Вопрос о „Зелёной лампе“, — писал Щёголев, — особенно важен для биографии поэта. Он даже имеет кардинальное значение. То или иное решение вопроса даёт угол зрения, под которым нужно смотреть на творчество Пушкина 1818—1820 гг., на развитие его мировоззрения»[22]. Заключение Щёголева о решающем влиянии на Пушкина деятельности тайного кружка явилось существенным вкладом в пушкиноведение и историю революционного движения начала XIX века.
Несомненный интерес представляет и небольшая заметка Щёголева о масонской ложе «Овидий» в Кишинёве, в которую входил и А. С. Пушкин[23]. Об этом эпизоде мы знаем из письма поэта от 20-х чисел января 1826 года к В. А. Жуковскому, в котором он писал: «Я был масоном в Кишинёвской ложе, т. е. в той, за которую уничтожили в России все ложи» (XIII, 257). Щёголев останавливается как будто бы на одном частном вопросе — о существовании в Кишинёве этой ложи. Сопоставляя разноречивые данные об этом (мнение А. С. Пушкина о наличии ложи, сомнения по этому поводу генерала П. И. Пущина, отрицание её существования П. Д. Кисеёевым и И. Н. Инзовым), Щёголев пришёл к выводу в правильности свидетельства А. С. Пушкина.
Есть и ещё один момент в выводах Щёголева, который заслуживает самого пристального внимания. Пушкин, в упомянутом же письме к Жуковскому, сообщая о своём пребывании в этой ложе, перечисляет свои «вольнодумческие вины» и в этой связи считает, что «мудрено» требовать ему заступничества Жуковского перед Александром I. Таким образом, поэт косвенно признаёт, что его пребывание в ложе и сам характер ложи «Овидий» не были уж такими безобидными. Щёголев, не имеющий на руках необходимых данных для того, чтобы раскрыть истинную роль ложи, высказывает тем не менее очень важное наблюдение — что же «в этой ложе казалось столь антиправительственным Пушкину?»